«Tablier», — резко говорила она с блеском в глазах.
Я узнала, что это означает фартук, и быстро надела свой. Он был до смешного велик, и ей приходилось подвязывать его, чтобы я не споткнулась. Иногда она учила меня правильно мыть посуду (да, в этом есть искусство), иногда показывала, как делать слоеное тесто для круассанов. Это очень сложный процесс, и по сей день я не могу приблизиться к тому, чтобы освоить его так, как она.
Мисс Полетт вдохновила меня на поступление в кулинарную школу, и она была первой, к кому я побежала с письмом о приеме. Сейчас она на пенсии, и у ее преемницы нет свободных вакансий. Я это знаю; я спрашивала только вчера.
Я слышу шум изнутри квартиры родителей еще до того, как переступаю порог их дома, и со вздохом облегчения опускаю сумку на коврик. У меня есть сумка, потому что последние две недели я прыгала по диванам и гостиницам, но сегодня, отчаянно пытаясь спасти добрую волю друзей и то немногое, что у меня осталось от моих сокращающихся сбережений, я остаюсь у родителей.
Я стою на коврике всего секунду, даже две, затем дверь распахивается, и мой брат Джио встречает меня широкой улыбкой.
— Она здесь!
Затем он кричит через плечо:
— Ма, позвони в полицию.
Он выхватывает у меня из рук бутылку «Кампари» — мой вклад в этот вечер.
— О, не стоило, сестренка.
Затем Джио обхватывает меня своей большой мясистой рукой и тащит в дом. Меня передают от одного родственника к другому, как тряпичную куклу. Мои щеки сжимают и целуют. Волосы убирают с лица. Подбородок наклоняют то в одну, то в другую сторону. Они спрашивают, когда я последний раз ела, почему такая бледная, почему так долго добиралась, почему не взяла с собой один из своих шикарных десертов.
— Дайте ей вздохнуть! — настаивает моя мама и, схватив меня за руку, вытаскивает из толпы обеспокоенных тетушек и дядюшек.
Как и я, она маленькая. Наша семья — это исследование контрастов. Мой брат Джио ростом с дом и сложен как бык, как и мой отец. Для сравнения, моя мама такая хрупкая, что я искренне боюсь, как бы ее не сдуло сильным порывом ветра.
Но в этом маленьком теле помещается много индивидуальности, а ее волосы тоже добавляют ей роста. Она каждое утро делает прическу. Она на дюйм выше маминой головы, и то же самое она делала со мной по особым случаям. На каждую семейную фотографию в рамке в этой квартире, наверное, ушло два-три флакона лака для волос. И по сей день, если я хорошенько почешусь, уверена, что смогу найти все еще сохранившиеся на моей коже головы остатки геля для волос из магазина «Долларовое дерево»2.
Мама ведет меня в относительную тишину кухни, выступая в роли моего щита. Затем, загнав меня в угол, она поворачивается и хватает меня за подбородок, наклоняя его то в одну, то в другую сторону, как и все остальные.
— А теперь скажи мне, почему ты выглядишь такой бледной и почему ты так долго добиралась?
Я закатываю глаза.
Она вскидывает руки.
— Что? Разве мама не может беспокоиться о своем ребенке? У тебя были тяжелые несколько недель. Этот Майлз... отброс земли, — это быстро переходит в череду итальянских ругательств.
— Ма.
— Я бы плюнула на его могилу! — настаивает она с раскрасневшимися щеками.
Затем она плюет.
— Это не так уж важно.
— Не так уж важно? — вспыхивает она. — Он разбил сердце моему ребенку. Кем он себя возомнил? Ты хочешь, чтобы я попросила Джио спуститься и наказать его?
Мама распахивает глаза от новой идеи.
— Или твой дядя Антонио может знать кого-нибудь.
Она вскидывает брови, чтобы убедиться, что я уловила смысл. Я действительно думаю, что она хочет, чтобы я навела справки о своем бывшем боссе и бывшем парне.
— Вы с папой опять смотрели повторы «Сопрано»3?
Она выглядит обиженной.
— Не понимаю, почему это имеет значение.
— Я же говорила тебе! Вы двое не можете...
— Когда ужин? — кричит из гостиной Джио. — Я могу съесть лошадь!
Мой отец кричит ему в ответ об уважении и о том, что в этом доме нельзя кричать, что абсурдно, потому что в этой семье есть одна стандартная установка: громко.
В этот момент через кухню пробегают мои маленькие кузены, играя в догонялки. Мама хватает полотенце для посуды и хлещет их, говоря, чтобы они следили за своими манерами. Они визжат, как дикие свиньи, и продолжают бегать и смеяться.
В течение следующего часа я помогаю маме и тетям на кухне, заканчивая приготовления. На аперитив подают оливки, сыр и орехи; брускетту аль помодоро; грибы, фаршированные колбасой; зуппа тоскана; креветки и омары. На десерт я готовлю тирамису, и после того как он застынет, мы будем есть его, потягивая крепкий эспрессо, несмотря на поздний час.
К тому времени, когда мы все это раскладываем, получается довольно много блюд — возможно, даже слишком много, если быть честной, но все вносят свою лепту в расходы. Возможно, мы все из рабочего класса, но сокращать воскресные семейные обеды — это не вариант. Традиция есть традиция.
К тому времени, когда бабуля благословляет трапезу, за обеденным столом нас набивается человек двадцать, а по обе стороны расположены карточные столики, чтобы вместить всех желающих. Клетчатые скатерти накинуты друг на друга, растянувшись по длине всех трех столов. Горящие подсвечники служат центральным украшением, и мой маленький двоюродный брат сует кончик хлеба, намазанного маслом, в пламя, пытаясь зажечь его, пока его мама, моя тетя Амара, не шлепает его по затылку.