Отношения с дочерью явно не сложились: равнодушие – вот верное слово, что объясняет томительный домашний разлад. Елена Александровна, как мать, верно, осуждала легкомысленность своей Светланы. И прежде всего быстротечный роман дочери, следствием коего стало рождение младенца Александра.
Семнадцатилетняя барышня явно была не готова к материнству и, отдав маленького сына в один из детских приютов под Парижем, умчалась в безвестную даль на поиски счастья. Буквально упорхнула из жизни несчастной матери, из жизни осиротевшего сына: более никто и ничего о ней слышал.
Ранее, в 1937-м, Светлана Александровна не без гордости могла созерцать фотоснимок дочери в юбилейном номере «Иллюстрированной России». На странице с надписью «Дети и внуки поэта» красовались фотографии её отца, генерала Пушкина, в полный рост, в парадном мундире, с именной саблей на боку, дядюшки Григория Пушкина, бывшего свидетелем на венчании её родителей в Лопасне, племянника Григория, красноармейца в островерхой будёновке, и дочери. Под снимком миловидной девочки-подростка, в костюме эльзаской крестьянки, с цветочным венчиком на головке, подпись: «Светлана, правнучка поэта».
Верно, это единственная известная её фотография! Достоверное свидетельство бытия неведомой правнучки поэта, покрытое такой же завесой тайны, как и неведомый дневник её прадеда. Такие вот открытия случаются, стоит лишь полистать страницы старых забытых журналов!
Ну а Елена Александровна не оставляла попыток выжить в одиночку в солнечной и безмятежной, но такой чужой и равнодушной Ницце, занимаясь мелким комиссионерством: торговлей, перепродажей старых вещей. Какое-то время ей это удавалось.
Одна из старых русских эмигранток, жительница Ниццы, вспоминала: «Такая плотная большеголовая дама лет за сорок. Ходила в коричневом картузе и немецких солдатских ботинках на толстой подошве. Бедствовала ужасно. Говорят, чуть однажды руки на себя чуть не наложила. Как-то её видели у бара, где поджидают своих клиентов продажные женщины».
Иван Бунин (в центре) с женой и друзьями на вилле в Грассе.
Конец 1930-х – начало 1940-х гг.
Не хотелось бы верить последнему замечанию, мемуары безымянной эмигрантки явно грешат некоей предвзятостью.
И вот среди похожих безрадостных дней судьба преподносит Елене Александровне одно из последних утешений – она знакомится с Иваном Буниным. Писатель живёт неподалёку от Ниццы, в Грассе, живописном городке, приютившемся в Приморских Альпах, откуда открывается чудный вид на безбрежную морскую даль.
Дневник из Грасса
В один из летних дней 1940-го (в Европе уже вовсю полыхает Вторая мировая!) в Ницце, безмятежной и далёкой от ужасов войны, Иван Бунин повстречал Елену Александровну и пометил в дневнике (запись от 6 июня): «…крепкая, невысокая женщина, на вид не больше 45, лицо, его костяк, овал – что-то напоминающее пушкинскую посмертную маску».
Благодаря дневнику Ивана Алексеевича легко проследить, как развивалось то знакомство. Хронология её жизни – краткие записи, обернувшиеся проникновенными строками рассказа. Жизнь изгнанницы, лишённая бытовых подробностей, тяжёлых и некрасивых, обратилась грустной поэтической сказкой: «Какая холодная осень…»
Она часто бывает в Грассе, в гостях у Буниных, на их чудесной вилле, да и писатель, приезжая в Ниццу, навещает внучку поэта и свою… родственницу. Родственные отношения меж ними – дальние, но кровные узы, связующие семьи Павловых и Буниных, – легко прослеживаются.
Мать Елены Мария Александровна, урождённая Павлова, приходилась двоюродной сестрой дворянину Павлову. А как следует из записок писателя: «…Дед Павлова по матери – моряк Иван Петрович Бунин, брат Анны Петровны Буниной, поэтессы… Дед Павлова по отцу – Николай Анатольевич Бунин». Такие вот генеалогические переплетения!
Писатель упоминает моряка Ивана Петровича Бунина (капитана 2-го ранга, известного как учредитель Кронштадтского морского собрания) и его родную сестру Анну, поэтессу.
Анна Бунина, родоначальница женской лирики, оставила свой след в русской поэзии, из-за пристрастия к античной поэзии её называли «Русской Сафо», Десятой Музой, Северной Кориной. Кстати, Александр Сергеевич несколько раз упоминал Анну Бунину: не так-то щедра поэзия тех времен была на женские имена. Правда, в ироническом контексте, уподобляя её поэту-графоману Хвостову, давней мишени многих сатирических стрел.
Пушкин, как известно, женскую поэзию не жаловал. Исключения для поэтесс крайне редки. Сам же Иван Бунин гордился родством с «Русской Сафо», неизменно припоминая отзыв Карамзина об Анне Буниной: «Ни одна женщина не писала у нас так сильно».