Он уселся в кресло рядом с кроватью, включил маленький светильник на ночном столике и стал смотреть на меня. Будто на Венеру Джорджоне или Данаю Рембрандта. Долго изображать сладкий и умиротворенный сон я не смогла – чихнула. Открыла глаза, будто бы только что проснувшись, потянулась и спросила:
- Почему так поздно, пан доктор? Ведь предпраздничный день.
- Тяжелый день. Сложная внеплановая операция. Хорошо, что на скорой был опытный врач, не стал время терять, сразу же доставил. Успе.ли спасти человека. Устал стоять на ногах! Прихожу в себя. Сидел, смотрел на тебя.
- Я ведь не ценный экспонат в музее искусства! Много ли прелести в изнеможденной болезнью женщине? Она даже достойно проводить старый год не сможет, - сказала я и не могла вспомнить, когда это мы перешли на ты.
- Новый Год через шесть часов. Я расчитывал, что приду рано, хотел по дороге кое-что купить, но привезли тяжелого больного. Пришлось оперировать без своего постоянного ассистента, и опытную медсестру я отпустил на праздники. Несколько напряженных часов у стола. Сил нет. Тетя Настя отварила кусок мяса, приготовила нам оливье, винегрет, и фрукты у нас есть. Шампанское пить тебе не стоит, а бокал красного вина не помешает. Так что мы и достойно проводим Старый год и весело встретим Новый!
- Мне совсем не хочется нарушать Ваши... твои планы! Наверно, ты хотел провести этот праздник со своими друзьями, своей девушкой, а не с больной матерью чужого грудного ребенка! Оставь меня одну! Я не обижусь! Я не собираюсь пить вино, я кормлю грудничка, а в молоке будет алкоголь! И, честно говоря, мне сейчас вовсе не до веселья.
- Сейчас ты её сама покормишь грудью и уложишь спать. Ребенок на редкос ть воспитанный и спокойный, будет спать всю ночь. Выцеди остатки молока, поставим в холодильник. Если проснется, подогреем и покормим. Или попоишь водичкой. Какое вино будешь пить? Есть крымское, португальское, молдавское, венгерское, грузинское.
- Мне десертное, красное, если можно, не крымское, оно обычно приторно-сладкое, - сказала я, слегка удивившись богатству выбора.
Ведь в те далёкие времена в нашей столице выбор в винных отделах для простых смертных был такой: Кто не пьёт «Талас», тот против нас!
Я выбралась из-под одеяла. В его рубашке и в больших пушистых розовых тапочках, наверно, я выглядела нелепо. Детёныш мой поел и заснул.
- За ночной сорочкой я всё-таки медсестричку отправил. Надеюсь, тебе понравится.
- Зачем? Я не люблю ночные рубашки!
- Надень всё-таки! У тебя же нет сейчас с собой нарядного платья, а она из натурального шелка и с претензией на изысканность.
Не знаю, насколько в ней удобно спать, но для соблазнения мужчины она вполне годилась: персикового цвета, с большим декольте и нежными пенными кружевами. Бабочки в животе не давали мне покоя. В глаза ему смотреть я не могла, стыд одолевал.
Рубиновое вино в сверкающих бокалах, таинственная полутьма, свечи трепетно горят, пряный аромат от них, ласковые и обволакивающие звуки блюза. Мы танцуем, если переминание с ноги на ногу можно назвать танцем, но это даже лучше для меня: телесный контакт намного теснее. Я стараюсь унять дрожь, которая, как электрический ток, пробегает по телу. По коже носятся табунами мурашки. Я отбрасываю ногами в сторону огромные меховые тапочки, он приподнимает меня и ставит на свои ступни, прижимает к себе еще крепче. Доктор вспрял. Откуда-то силы у него появились. Тонкая ткань батистовой рубашки натянулась, рельефные мышцы чувствуются. Я же будто бы в плену волшебных звуков. Они вроде бы подталкивают меня к нем. Когда-то я умела говорить низким сексуальным голосом, если нужно было очаровать юношу, совсем растеряла полезные навыки, может, всё-таки получится. Говорю:
- Я так благодарна тебе за помощь. Даже если бы я смогла попасть в свою квартиру, то сидела бы в ней сейчас как выхухоль с птенчиком. Больная, слабая, голодная. Пришлось бы, может быть, даже баррикады сооружать, против непрошеных гостей. Мне совсем нечем тебя отблагодарить. Можно, я хотя бы поцелую тебя?