Оказывается, это символично: Новый год – новая жизнь. Мои смутные надежды на мифическое новое счастье, вроде бы, оправдались. Сказка продолжилась: на следующее утро я проснулась снова в объятиях того же мужчины, увидела тот же шрам на ключице, испытывала ту же необъяснимую нежность к нему. Хотелось провести кончиками пальцев по высокому лбу, откинуть с него непослушный завиток.
Всматриваюсь фрейдовским взглядом в его физиономию. Он не считает меня легкодоступной? Как это вышло? Как я до этого докатилась? Как должно быть? Сначала чувства, а потом страсть? Или страсть сначала, а затем и чувства пробуждаются? Или ни того, ни другого, как у меня с мужем было? Или сплошная похоть? Что меня ждёт? Чего я жду? Слов любви? Я ведь всегда к любовным излияниям с насмешкой относилась. Кир на них не распылялся, только один раз это сказал и всё. И я сразу поверила. Его поступки были доказательством любви.
А как называется то, что между мной и Марленом произошло? Ведь женщина должна быть неприступной крепостью! Её нужно долго осаждать, чтобы она сдалась! А я? Как я низко пала! Что будет позже, когда любовный угар пройдёт? Как я буду смотреть на него, столкнувшись случайно на улице? Буду быстро забегать в подъезд или как стрела перелетать на другую сторону улицы?
Приносит ребенка в постель. Завтракаем за кухонным столом. После завтрака соитие на этом же столе. Такое я даже в фантасмагорическом сне представить себе не могла! Бедный мой папа сошел бы с ума! Все волосы на голове выщипал бы! Сначала на моей, потом на своей! Для него ведь секс, соитие, оргазм, – нецензурные слова! И для него то, что родное единственное дитя распласталось на кухонном (жуть!) столе (шок!) и стонет, закрыв глаза, (кошмар!) означало бы смерть! А мне хотелось запомнить это на всю оставшуюся горемычную жизнь! Вдруг у меня никогда больше ничего подобного не будет…
С работы Марлен приехал с большим пакетом.
– Это тебе подарок от Деда Мороза!
Австрийские сапоги, зимние на платформе из «манки» и демисезонные на шпильке. И танкетки! Видно, что удобные до умопомрачения! Кожа великолепная. Удивительно – точно мой размер! Сначала мои глаза неимоверно разгорелись. Бедные советские женщины! Жутко становится, когда вспоминаешь то время! Только в диких очередях в последние дни месяца или по блату – из-под прилавка, или с переплатой у спекулянтки могли достать красивую и модную вещь. Прикинула: если с переплатой, то нужно выложить чуть меньше четырёхсот рублей, но даже за свою цену – для меня в данный момент тоже недоступно. Пламя в глазах трезво притушила. У ребенка нет кроватки, коляски, стульчика, манежа. Сколько она может ещё в корзинке спать? Даже примерять не стала:
– Передай огромное спасибо Деду Морозу, всё очень нравится, вкус у Деда отменный! Хоть я ему письмо с моими желаниями не отправляла, он даже точно мой размер угадал, но это, к сожалению, мне в данный момент не по карману.
– Это же подарок!
Тоже мне, щедрый спонсор нашёлся! Насколько всё это от чистого сердца? Во мне будто завелась парочка ценителей актёрской игры: Владимир Немирович-Данченко доволен лицедеем, одобрительно кивает головой, а вот дотошный Костик Станиславский во мне кипит и возмущается, не верит! Притворство это! И я не верю! Неприятный осадок остался: расплатиться хочет, совсем как с продажной девкой. Заметила, что его удивил мой отказ. Он, видно, только с меркантильными девицами якшается!
Утром сказала ему:
– Разреши взять на память твою рубашку, которая на мне. Пусть это и будет подарком от Деда Мороза и тебя!
– Для чего она тебе?
– Она пахнет тобой. Иногда я буду надевать её, чтобы вспомнить последний
Новый Год.
– Для чего нужна моя старая рубашка, когда к твоим услугам всегда есть я, собственной персоной, с моим свежим натуральным запахом? И почему ты не пахнешь сладенько, как обычно любят пахнуть женщины?
– Потому что люблю запах с полынной горчинкой. Полынь – это моя трава, трава половецкая.
– Так вот почему ты такая строптивая! В диком поле половчанку полонили и в полынь, раскинув полы, повалили. Это было в полночь.
– Так оно и было. Под звуки курантов.