Мой ленинградец, к которому, как мне казалось, я испытывала глубочайшие чувства, уезжал навсегда в другую страну. Он, как говорили в старину, просил моей руки, а сердце вроде ему уже и так принадлежало. У меня была возможность уехать с ним, но меня приводило в ужас, что предстоял переезд в чужую страну, где говорят на незнакомом мне языке, жизнь в окружении чужих людей без знания их законов и традиций… Нужно было оставить всё привычное и родное, покинуть родителей, друзей, не бывать больше в любимых театрах и музеях, не гулять по привычным улицам… Он не мог оставаться в Союзе, разлучиться с матерью, так как тоже был единственным ребенком. Даже в том случае, если бы он остался в Союзе, я не уверена, что пошла бы против воли отца, который был настроен на мой брак только с казахом. А Кирилл, мало того, что русский, но еще и с мамой-еврейкой.
Как-то Кир с другом ломали голову над макетом какой-то мельницы: что-то мешало ее работе. Друг Кира собирался получить патент. Я подошла, со знанием дела осмотрела макет, потом уткнулась в чертёж.
- Мешает вот эта пимпочка, ее нужно сдвинуть буквально на сантиметр влево.
Кирилл, его друг и мама с удивлением уставились на меня. Потом Кир и его друг стали рассматривать чертёж и макет.
- Похоже, Арман, права, как же мы раньше не сообразили, - сказал Кир.
- Надо же, оказывается, степной тюльпанчик ещё и соображает! – прямо-таки пропела его мама.
Что немаловажно, и его маме я в качестве жены ее единственного сына, конечно, не совсем подходила. Не сказать, что я ей совсем не нравилась. Нет, я её иногда умиляла искренностью, наивностью провинциальной девочки, даже удивляла сообразительностью, умом. Она прекрасно понимала, что если я поеду с ним, то это будет дополнительная проблема. Я для нее – чемодан без ручки. Вроде, сын любит меня, для него я дорога. Поэтому она терпит меня. Но она втайне надеялась, что там, на чужбине, сын найдёт более подходящую партию, выгодную, из местных благополучных девушек.
В дни моей молодости студенты и аспиранты родом из других республик устраивали в ресторанах встречи земляков. Вот на такое сборище казахского землячества, чтобы поднять мне настроение, затащила меня моя приятельница. Много знакомых лиц, незнакомых ещё больше. Мне было откровенно скучно.
Вот там меня и приметил твой дедушка. Он попал на этот вечер случайно. Он был в Москве в командировке, его затащил туда его приятель. Он подсел ко мне с комплиментами, пытался развлекать, старался изо всех сил произвести приятное впечатление, увязался провожать, возле дома напрашивался на чай, но я не приняла его ухаживаний, да еще и произнесла фразу, которая навсегда занозой засела в памяти твоего любимого деда: «Молодой человек, нельзя же быть таким навязчивым!»
Я в тот момент переживала болезненную девичью драму: уехал Кирилл.
Бабушка
Нахлынули воспоминания... Первая любовь да еще и с первого взгляда – это воспоминание о ней на всю взрослую жизнь, как о самом светлом и чистом чувстве. Ленинград. Кирилл, выпускник ЛЭТИ...
Я приехала навестить подругу, которая поступила в Текстильный институт. Она рассказывала, как они очень весело общались во время перемен со студентами ЛЭТИ. «Тряпичницы! Ткачихи!» - орали с энтузиазмом ЛЭТИшники, в ответ слышали: «Столбовики! Электрики!» Так вот, мне предстояло влюбиться в столбового электрика с высшим образованием..
Я помню, как я пошла прогуляться по Невскому проспекту, переходила Аничков мост и вдруг почувствовала чей-то пристальный взгляд. Пронзительно-зеленые глаза, осененные, как пишут в старинных романах, длинными стрельчатыми ресницами, прямо-таки впились цепко в меня. Я остановилась - как под гипнозом.