Эти заявления о неблагозвучности моего любимого языка меня просто бесят! Это ведь счастье, что я не пошла в технический вуз, как замышлял мой папа! Немецкий язык дал мне всё, стал мне всем. И звание доктора наук, и любимая работа преподавателем, и возможность подрабатывать переводчицей, и работа в международных проектах – всё благодаря ему, с ним, через него!
И стала я пытаться обаять молодого человека немецким языком.
– Гавкающий, говоришь? Ну-ка считай, сколько раз я гавкну! – и с чувством, выразительно читаю ему наизусть стих о весне Генриха Гейне.
Не знаю более трепетного и нежного поэтического произведения. Приятные для слуха тягучие долгие «и» и носовые «н»...
Заслушался.
– В Вашем исполнении очень приятно звучит. Совсем на немецкий язык не похоже.
– А теперь послушай балладу Шиллера «Перчатка».
Декламирую наизусть. Люблю эту вещь, при чтении прямо-таки душу вкладываю. Смотрю на юношу.
– Как экспрессивно! Одно я точно понял: у меня похабное произношение. Можно будет мне его исправить?
– Конечно! Для этого у нас есть немного времени. И запомни, что нет некрасивых языков, есть люди, которые не умеют ими нормально пользоваться!
Показала ему несколько переводов баллады на русский язык – отдельные места у Лермонтова очень хороши, мелодику произведения ему удалось передать, кое-где у Жуковского лучше. Пришли к выводу, что как бы ни был хорош перевод, лучше изучать произведение в оригинале. Заинтересовался парень языком.
Потрудилась, надо отметить, я на славу – стал говорить без страха, свободно (говорить стал!) и читать как заправский диктор. Делал, конечно, ошибки (кто их не делает?), но производил очень приятное впечатление: интонация верная и тембр голоса красивый, баритональный. Самое главное – понравился ему язык! Стал к нему с интересом относиться, понял, какой он математически логичный, научился сравнивать грамматические, лексические явления в нём с функционирующими в казахском, русском, английском языках, заинтересовали его фразеологизмы, история их возникновения.
После нашего последнего урока пригласил меня в ресторан отметить завершение занятий. Он собирался с друзьями совершить пеший поход до начала учебного года – через горы в Киргизию на Иссыккуль. Нравился мне мальчишка! Мне бы такого зятя! Данка моя всё крутится между трёх дубков, не может никак определиться, к которому из них прислониться: то ли ей нужны патлы айтишника, то ли кудри стоматолога, то ли ежик бизнесмена. Советуется исключительно с папаней, не знаю, что он и рябинушка ей подскажут. Ну и советами бабули она не брезгует. Мои рекомендации ей, получается, не нужны.
Подвёз меня малыш к дому и сказал:
– Жаль, что у нас так много преград: десять лет разницы в возрасте, Ваши муж и дети. Если бы не всё это, я бы сделал Вам предложение! У меня в Москве есть девушка. Благодаря Вам я понял, что она совсем не то, что мне нужно. Я буду ждать похожую на Вас. У меня последняя просьба к Вам. Можно Вас поцеловать?
Позволила. Это ведь такая малость! Боже, сколько юношеской пылкости, страсти! Представляю, что с мальчиком делается! Хороший такой, чистый, неискушеный! Хотя кто его знает! Целуется весьма искусно. Вернулась я в приподнятом настроении. Ещё бы, мальчишка принимал меня за тридцатилетнюю! Так я ещё совсем ядрёная ягодка, оказывается! Ведь великая Коко Шанель так говорила: «В 20 ваше лицо делает природа, в 30 – его лепит жизнь, но в 50 вы должны заслужить его сами.» Должно быть, заслужила я!
Пришла, а мужа нет, хотя уже поздно. Совсем не чувствую себя совратительницей малолетнего! Я, естественно, объяснять причину подъема своего настроения не буду, хотя почему бы и не рассказать? Не будет же он ревновать меня к юнцу! Глупо это! Явился он не в духе, сразу лёг в постель. Устал, возможно, после тяжелой операции. Хотя нет, скорей всего, он не оперировал, я бы почувствовала запах крови, запах операционной. У меня ненормально тонкий нюх. Я всегда чувствую, когда оп приходит домой после операции. Может, переживает, что послеоперационный пациент не очень хорошо себя чувствует.