Нельзя же так слепо принимать желаемое за действительное! Иллюзия постоянности присутствия в твоей жизни этого человека была очень ненадёжна! Всё в один миг разрушилось, рассыпалось, как дворец из песка, как карточный домик! Чтобы понять это, оказалось, достаточно было для одного фальшивого взгляда, одного неверного слова, одного неправильного движения. Даже лакмусовой бумажки не потребовалось! И так всё предельно ясно! Он – неисправимая ошибка!
Сама виновата! Папа, как всегда, оказался прав! Нечего было лезть в огонь! Влетела в него от любопытства и глупости, вспыхнула, сгорела дотла и стала пеплом! Как там у Сильвы Капутикян? «Всем сердцем я платила за алмаз, а оказался он простой стекляшкой.» Ведь все эти годы я отдавалась ему целиком – и трепетным нежным телом, и щедрой распрекрасной душой, и всем скудным содержимым черепной коробки, свято верила, растворялась в нем, потеряв полностью себя, несчастную, никчёмную, таяла, расплавлялась, прямо-таки растекалась от его ласок, без всяких сомнений, доверчиво, не ожидая подвоха, выворачивалась вся наизнанку. Если по-простому – то метала бисер перед недостойным. А ему, сексоголику и индюку, этого совсем было не нужно!!! Как я хочу быть очумело счастливой без него! Но сразу разлюбить плохо получается! На сердце какая-то бурда, состоящая из ненависти, презрения к нему, разочарования, жалости к себе и какие-то ошмётки от великой и чистой любви. У меня есть плиточка любимого горького шоколада. Может, она мне настроит душевное равновесие? Ой, боюсь, что даже швейцарский шоколад не в силах мне помочь!
Утром буквально соскребаю себя, будто размазанную по постели, сдергиваю с неё, собираю в кучку, волоку себя сначала в ванную. Все действия требуют сверхусилия. Такое количество слёз, которое я пролила, никого не может украсить! Потом тащусь на кухню, затавляю запихать в себя нехотя творог, залить крепкий кофе. Это я, так сказать, завтракаю. Потом натягиваю на себя поло и джинсы, выметаю себя из дома и просто таскаю себя, вынуждая передвигать ноги, по городу. Никого не хочу видеть. Это, оказывается, так здорово: бредёшь одиноко в сутолоке толпы, и никто тебя не знает, и ты никого не знаешь, и никому нет до тебя дела, и тебя никто не интересует, и ты никому не нужна, и тебе никто не нужен.
К друзьям идти в таком невменяемом состоянии не хочу, даже к Найле. Не хочу ни жалости, ни соучастия, ни внимания, ни сочувствия, ни поддержки. Ничего не хочу! Не хочу видеть рядом с собой добреньких, милосердных! Нервы обнажены. Зализываю кровоточащую рану. Иду к любимому памятнику Меркурова Достоевскому у Мариинской больницы, хожу как заведеная вокруг него против часовой стрелки. Раньше для успокоения, прозрения мне было достаточно трех кругов вокруг памятника, сейчас умиротворение не наступает. Так и не познала свой Дзен! А вот дзинь-дзинь отчетливо слышу! Разбилась со звоном жизнь, надо собрать её осколки и постараться как-то склеить их.
Я даже спокойно умереть не могу, хотя очень хочется! Я хочу еще убедиться, что у моей дочери в карьере и в личной жизни всё благополучно. Мой сынуля еще не получил даже высшего образования! Не забывать: на мне обязанность поставить его на ноги и убедиться, что он крепко на них стоит! Моя мамуля еще жива. У казахов высшее проклятие небес – если твои дети умирают раньше тебя! Этого она не заслужила! Так что рано мне еще красиво складывать ручки на груди! Нужно продолжать жить вопреки и ради...
Прихожу в себя в залах музея Востока. Хотя наше казахское сообщество считает себя весьма прогрессивным,кичится этим и всячески протаскивает слезоточиво и слюноточиво красивую картинку о свободной женщине свободного Востока, мы не очень-то далеко ушли от средневековья. Женщина без мужчины по-прежнему считается никчемным и ущербным существом. Её можно оскорбить, ущемить, захватить, избить, бесцеремонно овладеть ею, не особо ее мнением и желанием интересуясь. Не самая свежая мысль! Открытия я не сделала!
Себя я стала считать особенной. В голову не приходило, что со мной может случиться подобное. Как-то за Марленом в выходной день неожиданно приехали из клиники, чтобы забрать на экстренную операцию. Он сидел за лэптопом. Стал быстро собираться и только в прихожей вспомнил, что оставил его включеным. «Выключишь?» – и выскочил из квартиры. Я присела перед компьютером и обратила внимание на странные названия двух папок: «Мои» и «Моя». Открыла первую. Там оказались фотографии Даны и Жаника, где-то была и я с ними. А кто же такая Моя?! Нервно открыла вторую папку. Тоже фото! Голая тётка в неге раскинулась на кровати! Кровь в голову ударила! Присмотрелась и узнала себя. Сладко и невинно, совсем как пионерка в Артеке на пляже, сплю. А это как он ухитрился снять? Он на мне, а я в блаженной истоме с приоткрытым ртом и закрытыми глазами. В Интернете поместить, так просмотрам конца не будет! Я, обнаженная, стою, повернувшись спиной и раздвигаю тяжелую оконную портьеру. Это когда он сделал снимок? Какая у меня точёная фигурка! Прелесть! Больше обнаженок нет. Остальные снимки мне знакомы. Вот я как тыквочка на ножках - с Жаником в животе. Вот пляжный снимок: в бикини играю в волейбол, пойман удачный момент, в прыжке бью по мячу. За чтением в постели, сижу, на мне целомудренная сорочка, лицо умное, сосредоточеное, прямо старшеклассница! А тут я после прыжка с парашютом, лежу, барахтаюсь, не могу освободиться. Помню этот свой героический прыжок, на который сдуру согласилась за компанию! Боже, не знаю, как назвать то, что испытывала во время прыжка! Кайф? Нет. Животный ужас? Возможно. Мысль только о том, что надо было перед полетом сделать клизму. Сердце, переместившееся в горло. Но вроде обошлось. Благополучно достигла земли. Ещё бы только освободиться от этого дурацкого парашюта, накрывшего меня! И вижу супруга, который с умилением смотрит на моё беспомощное барахтанье. Нет чтобы сразу же броситься и помочь! И еще десяток хороших снимков, которые ему, видно, нравились. На душе стало тепло. И я по-настоящему поверила, что я – самая-пресамая, что мы с ним, как говорится, и в горе, и в радости, потому что наш брак заключён на небесах.