— Не должен я у вас бывать, Михаил Васильевич. Это первый и последний раз. Рад был ближе познакомиться, а ходить мне к вам все-таки не надо. Пусть будет, как было… Трофимов посмотрел испытующе, внимательно. Чистову показалось, что в его взгляде возникла даже какая-то отчужденность, и захотелось преодолеть ее.
— Спасибо вам за дочку и что мне помогли, когда был болен. А теперь скажите, как эти сводки хотели печатать.
— Вы о стеклографе слышали? — спросил Трофимов.
— Слышал, но толком ничего не знаю.
— Устройство очень простое, даже примитивное. Печать бледная, тираж маленький, но лучше это, чем ничего. Да вот есть образец. На этот раз пришлось порыться в книгах, снять с полки несколько томов. Извлек откуда-то листок. Чистов ожидал увидеть печатный текст, а это был бледный оттиск с написанного от руки. Похоже, будто писали под копирку, и теперь на столе лежит четвертый или пятый экземпляр.
— Проба пера, так сказать. Текст разбираете?
— Стихи какие-то…
— Да я не об этом, — несколько раздраженно сказал Трофимов. — Читать можно? Вполголоса Андриан Иванович прочитал:
«Товарищи! Враг терпит поражение на всех фронтах. Под Сталинградом уничтожена целая немецкая армия. В Африке союзники бьют немцев и итальянцев. Не верьте фашистам! Не выполняйте их приказов! Да здравствует наша победа!»
И тут Чистов вспомнил, что слышал об этих листовках. Был разговор. Сам их не видел, но слышал от кого-то. Потом, после знакомства с Гузенко, когда стал получать от него записанные от руки сводки Совинформбюро, решил было, что речь шла о них. Однако листочки, которые приносил Гузенко, были совсем другими.
— Под копирку писали?
— Стеклограф. Пятьдесят третий оттиск. Дальше пошли совсем бледные.
— А предыдущие были лучше?
— Не намного, но лучше. А что, собственно, он теряет, приняв предложение? — думал между тем Чистов. Ровным счетом ничего. Приобретение же очевидное. Дав один экземпляр сводки, можно получить полсотни.
— Что для этого нужно?
— Да ничего, пожалуй. Немного спирта у меня есть, валик — от фотопринадлежностей, бумаги у вас самих не хватает… Нужен исходный материал — тексты, сводки с фронтов. Ну и при случае спирт. Я пробовал, смачивать бумагу крепким самогоном, но он как растворитель действует хуже.
Чистов вдруг повеселел — у него всегда поднималось настроение, когда разговор заходил о деле. Да и сосед, эта старая перечница, нравился ему все больше. Стишки в листовках, конечно, не нужны, но, если ему так хочется, шут с ними, пускай вставляет… Химией этой, ясное дело, он занимается не один. Не обошлось без Степана, а может, и Елизаветы Максимовны. Но то, что Степан ни о чем до сих пор даже ему, Чистову, не обмолвился, тоже говорит в пользу старика: дисциплина и конспирация. Вспомнил о книге, которую Степан приносил ему почитать еще прошлым летом. Выходит, Трофимов уже тогда намекал, предлагал свою помощь… Причин для сожаления, однако, нет — всякому овощу свой срок.
— А кем вы служили у Чапаева, Михаил Васильевич? Неожиданному переходу не удивился, но ответил суховато:
— Командиром полка. Не у Чапаева, а в 25-й Чапаевской дивизии.
— Какая разница?
— Чапаев к тому времени погиб. Получалось выяснение обстоятельств. Да так оно и было — чего хитрить? — надо же толком знать, с кем имеешь дело. А то все разговоры да слухи. Но Чистов понимал, что простое выяснение может лишь отдалить их друг от друга, а этого не хотелось. Нужна была взаимная откровенность, и он сказал:
— Командир полка это фигура. А я был рядовым красноармейцем. И то недолго. Рана оказалась неудачной. — Андриан Иванович похлопал себя по больной ноге.
— А химию эту где изучать пришлось? — На сей раз Чистов спрашивал просто из любопытства.
— В девятьсот втором году в Забайкалье.
— В ссылке? — Этим вопросом Андриан Иванович хотел и спросить и сказать многое, но Трофимов ответил все так же суховато:
— Нет, я служил там. Будучи офицером, вошел в социал-демократический кружок. — И добавил с учтивой твердостью: — Обо всем остальном, если возникнет нужда, мы поговорим когда-нибудь в другой раз.
Послышался стук в дверь.
— Войди, Лиза, — сказал Трофимов.
Чистов поднялся.
В комнату зашла Елизавета Максимовна.
— Пора делать укол.