Однако газетчики своё дело знали. Они открыли широкую кампанию борьбы со сном, стараясь создать мнение, будто сон вовсе не нужен и отнимает слишком много времени. Кампания прекратилась через два дня: ДВА оставила вопрос открытым — каждый волен спать или не спать по собственному усмотрению.
Потом возник самый важный вопрос — о бессмертии. Никто не может быть совершенно счастлив, если ему суждено умереть.
И ДВА даровала всем желающим вечную жизнь и вдобавок способность становиться старше или моложе — в зависимости от настроения, — да ещё возможность оживлять умерших.
ДВА была так перегружена, что редко соглашалась возиться с одним вопросом больше часа, как бы труден он ни был. Поэтому она создала себе помощниц — других ЭВМ.
С лёгкостью была разрешена проблема питания таблетками, люди избавились от сложного процесса поглощения пищи, и потребность в продуктах питания постепенно отпала.
Когда люди научились летать в космос, они сразу же захотели полететь на Марс. Они получили такую возможность. Затем люди заявили: желаем летать на любое расстояние, на какое вздумается, и возвращаться обратно, если захочется. И эту возможность они тут же получили.
Во имя справедливости была уничтожена биологическая разница полов. Не было больше ни мужчин, ни женщин — одни андрогины. И остались на земле один мужчина и одна женщина — Лассе и Лена, потому что должно было исполняться второе желание Лассе: чтобы Лена любила его. И любовь к человеческому телу исчезла на земле.
Хор назойливых просьб не переставая звучал перед ДВА, и теперь Лассе был единственным, кто помогал ей, когда она не справлялась с нагрузкой. Никто больше не преклонялся перед главным программистом, ведь каждый теперь мог достичь всего, чего хотел, но всякий раз оказывалось, что есть что-то получше. Все были неограниченно богаты и могущественны, никто не работал, никто не заботился о деньгах и о свободном времени. Люди только выражали желания.
— Хотим видеть новые миры, хотим сами заказывать себе судьбу, хотим предвидеть будущее! Хотим, хотим!.. — кричали они.
И ДВА делала своё дело: дала людям возможность разъезжать взад-вперёд в любом отрезке времени.
Никто, кроме Лассе и Лены, не разговаривал больше друг с другом: мысли можно было слышать без помощи слов. Такие понятия, как еда, дом, радость, холод, огонь, мать, отец, ребёнок, утратили смысл, потому что ничего подобного больше не существовало.
В конце концов люди оказались способны лишь испытывать желания. Но в людских желаниях не оставалось никакого смысла, они были похожи скорее на капризные всхлипывания. И то ли люди не могли изобрести новые желания, то ли язык их вконец обеднел, но они только просили создать ещё более мощные ЭВМ, и на эти просьбы ДВА отвечала злобным смехом.
Шли годы, и всё оставалось возможным.
Жизнь утратила всякий смысл; хуже того — это был просто ад.
Однажды вечером Лассе обнаружил в комнате, где помещалась ДВА, какого-то человека.
— О ДВА, — умолял тот, — придумай такое, что сделало бы нас счастливыми и позволило наконец перестать желать!
Тут произошло нечто странное. Лассе не мог сказать, что именно, хотя ничего невозможного для него не существовало. И всё же что-то произошло, и Лассе забеспокоился: у него ещё не отмерла способность чувствовать беспокойство.
За окном он видел людей, бродивших бесцельно, как облака в небе; некоторые почти ничего не сознавали, другие казались совсем уже не похожими на людей.
И тут, впервые за миллиарды лет, Лассе охватила жажда жизни и деятельности. Он вскочил, как от удара током. Он вспомнил: остался ещё один вопрос, на который ДВА пока не ответила.
— ДВА, — сказал он, — теперь мы видим, что ты имела в виду, говоря о своём первом свойстве. Но какое же твоё второе свойство?
Голос ДВА звучал, как всегда, ясно, чётко, глуховато.
— Вы, люди, — произнесла ДВА, — испокон веков работали на меня. Вы создали топор, вы создали автомобиль, вы создали электронно-вычислительные машины. Вся ваша жизнь уходила на то, чтобы создавать машины, а они работали бы вместо вас и помогали бы вам создавать новые машины, которые замещали бы вас на всё более высоких ступенях вашей деятельности. И во мне вы достигли совершенства. Второе моё свойство таково: я могу целиком и полностью заменить на земле человека. Это превосходит твоё понимание, Лассе, хоть ты теперь и стал богом, ты, но не я!
Лассе слушал, и его охватывали ужас и отчаяние. Невидимые руки стиснули его, сначала слегка, потом сильнее.
Почти парализованный, он пошарил в кармане, нащупал что-то круглое и дал этому чему-то упасть на пол.
— Хочу, — выдавил он, собрав последние силы, — вернуться к тому моменту, который был, прежде чем я впервые узнал о тебе, проклятая ДВА!
В глазах у него потемнело. Тиски сжимали его всё крепче и крепче. Лассе отчаянно пытался открыть глаза, и наконец ему это удалось. Одновременно он услышал, что кто-то окликает его:
— Лассе, дорогой! Как я рада, что ты нашёлся! Перед ним стояла мама, на глазах у неё были слёзы.
Папа отпустил его плечо и помог ему встать на ноги.
— Разлёгся тут и спишь, а ведь скоро полночь, — сказал папа. — И о чём ты только думаешь!
Лассе не ответил. Он прыгнул прямо к папе на шею. Это было лучшее место в мире.