— И нашли что-то стоящее? — с любопытством спросил Байда.
— Даже о вас кое-что…
— Обо мне?
— О диверсионных акциях, когда вы ходили в рейд на запад, да и другое…
Байда громко вздохнул.
— Только врагам своим можно пожелать то, что пришлось испытать мне…
— Я, Юрий Прокопович, искал в архивах объявление фашистских властей, в котором они сулили за вашу голову десять тысяч марок. Объявление-плакат с вашей фотографией…
— Нашли? — настороженно спросил Байда.
— К сожалению, не нашел.
Байда иронически покачал головой:
— Я в свое время сдуру один экземплярчик принес в отряд, а потом локти себе кусал. На меня целое дело завели, будто я был завербован германской разведкой. Фашистские службы, дескать, специально выпустили такой плакат для отвода глаз. Ведь из всех, ходивших в зимний рейд, уцелел я один. Н-да… Но волоске, можно сказать, висел тогда… А плакат что? Времени-то ой-ой-ой сколько прошло… Вряд ли я сейчас хоть сколько-нибудь похож на того молодца, что красовался в объявлении…
— Вы правы, годы нас не щадили. Мы далеко уже не юноши, но…
— То, что вам показали обо мне в архиве, — цветики, — продолжил Байда. Ведь после партизанского периода началось главное: я участвовал в большой войне солдатом, по всем, как говорят, европам прошел. Молодой был, оклемался, после того как меня с того света вытащили.
Пока мы беседовали с Байдой, мимо нас сновали сотрудники НИИ, то и дело к моему собеседнику обращались с вопросами, приветствовали своего ставшего знаменитым сослуживца, и поэтому настоящего серьезного разговора у нас не получалось. Он и сам это чувствовал, порою терял нить мысли. Прервав на полуслове, его вызвали к телефону. Извинился, ушел. Что поделаешь? Работа есть работа. Вернулся озабоченный, развел руками и, сославшись на чрезмерную занятость, предложил встретиться в конце дня на «нейтральной территории», вне института и побеседовать свободно на досуге.
Я принял приглашение. Байда заехал за мной на собственном «Москвиче» и повез по Ленинградскому шоссе. Было время пик.
— Сейчас во всех ресторанах — кутерьма, а на речном вокзале никакой толкучки нет, — объяснил Байда.
Столик, за который мы уселись, стоял у окна. За стеклами хорошо была видна Москва-река, усыпанная солнечными иголками. Отблески заката играли на тарелках и бокалах, подкрашивали скатерть светлой желтизной. Байда ненадолго отлучился, чтоб потолковать с официанткой. Он здесь, видимо, был свой человек, вернулся, потирая руки.
— Будут раки… — сообщил он многозначительно. — Здесь их варят в пиве. Вещь стоящая…
— Получше тех, что в Маврином болоте?
— Посмотрим. А на горячее возьмем… возьмем… пожалуй, котлеты по-министерски, если не возражаете? А можно цыпленка под белым соусом с молодыми шампиньончиками? Впрочем, не стоит, грибы закажем отдельно. Запеченные в сметане и с мадерой.
«Ух ты! — мысленно воскликнул я. — Каким гурманом стал бывший деревенский парень!»
— Но, как говорят, — продолжал он, — только на безрыбье рак — рыба, а нам натурального отварного судачка, согласны?
— Что это вы затеваете маланьину свадьбу, — засмеялся я и, чтобы остановить Байду, заговорил о том, что мне хотелось бы в газете продолжить рассказ о его военной и послевоенной судьбе.
Принесли закуску и выпивку, и наш разговор прервался. Дальнейшие попытки направить его в нужное мне русло наталкивались на полную незаинтересованность Байды. Он подчищал со стола все подряд, чмокал с аппетитом, изредка отрываясь от тарелок лишь для того, чтобы кивнуть головой.
Наконец Байда, пресытившись, откинулся на спинку стула. Серые глаза его туманились. Не спеша размешал кофе, прихлебнул с ложечки, смакуя, погонял напиток во рту и закурил сигарету.
— Я больше люблю харрари, йеменский, а это арабика, — заметил он и уже другим, деловым тоном сказал, пуская дым в сторону окна: — О себе говорить не принято, да и неудобно. Вам лучше познакомиться с высказываниями прессы обо мне…
И не успел я сообразить, какой форме информации отдать предпочтение — печатному слову или живому, как передо мной откуда-то возникла красивая зеленая папочка. Из нее Байда вынул и протянул мне газету, заранее сложенную так, что нужное для чтения искать не требовалось. Взгляд мой привычно скользнул по напечатанному от начала до конца. Статья подписана двумя генералами: Шуляком и Пузановым, в ней речь шла о подвигах, совершенных Байдой в октябре 1943 года.