Тема 3. Судьба и стол
Предложена Михаилом Эпштейном. Лето 1982 года
Михаил Эпштейн. Стол как символ судьбы
Стол – олицетворение прочности, крепости – стоит на четырех столбах. На него опирается человек, на нем лежат вещи. Это – сама опора, сама почва, сооруженная для удобства человека на уровне его груди. И в этом смысле стол – модель человеческой судьбы. Он – самое прочное и основательное, что есть в доме, в обжитом пространстве, и потому человек, сидящий за столом, – это воистину хозяин и божество своего домашнего мироздания. Со стола он ест и на столе он пишет, то есть здесь – все его изобилие и все его творчество. Мера обжитости пространства определяется наличием стола – он как престол, как столица (недаром все эти слова, символизирующие опору и центр, произошли от «стола»). Но именно потому, что стол – это как бы малая земля, которую человек населяет творениями и плодами рук своих, – вся неустроенность и бесприютность человека выявляется через малость и шаткость стола в сравнении с той землей, на которую поселен сам человек. Вспоминаются стихи А. Кушнера:
Не странно ли, что, воспарив мыслью до просторов необъятной страны, поэт возвращается затем именно к образу малой родины под лампой? Не странно, потому что нет ничего светлее, ровнее и чище стола, освещенного лампой, да к тому же убеленного бумагой, готовой принять и закрепить твои мысли, – в его контрасте с темнотой и пустотой раскинувшейся вокруг земли. Пусть не прозвучит каламбуром, но для человека, родящего слова под лампой, новым и буквальным смыслом наполняется извечное: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Судьба человека – вся! – пролегает между лампой, освещающей стол, и темнотой, глядящей в окно.
Илья Кабаков. Стол и Судьба
«Судьба» как понятие, как образ сразу предстает в самом общем виде как какая-то организация, конструкция, тектоника по сравнению с хаосом, бесформенностью, безвидностью.
…Кроме этого, в нем, в этом понятии, есть привкус ритуала, представления с каким-то мистическим смыслом, отзвуком.
…Судьба, хотя ее можно представить разворачивающейся во времени, все же в конце концов, после завершения действия, четко и резко предстоит как неподвижное нечто, как какая-то окончательная скульптура, с резко обозначенным контуром и своим абрисом.
«Судьба» чего-то и предстоит в конце концов как некий ни на что не сводимый предмет, резко отделенный от своего фона, не знающий ни своего окружения, ни своих причин и последствий, существующий отдельно, завершенный в своей оконченности и неподвижности.
Поза сидящего за столом человека весьма сходна, имеет много общего с теми определениями, которые приведены выше.
Вне сомнения, эта поза ритуализирована, можно было бы сказать, что она сакральна.
Глядя на человека, сидящего за столом, если смотреть на него со спины, мы можем сказать, что он равно занят чтением, писанием, едой, размышлением, но в равной степени все эти занятия глубоко связаны с онтологией бытия, укоренены в глубинные слои, затрагивают основные слои жизни, слои, где действует «судьба», где при внешней неподвижности, «безвидимости» она явственно присутствует.
Стол в этом случае выполняет роль сакрального прибора, инструмента, того, что сопутствует ритуалу, участвует в нем, сам становясь при этом священным и магическим. Молчаливый предмет – как циновка в мечети, скамья в католическом храме: он, разумеется, не столь канонизирован и украшен, но для каждого, сидящего за столом, он – поле, держащее его судьбу.