Внешне Иван сохранял беззаботный вид, но сердце словно заледенело – автомобилист говорил по-немецки.
- Добрый день, - повторил за ним Терентьев, раздвигая губы в механической улыбке, вспоминая давно уже не используемый язык.
Иван очень не любил немцев. Даже восточных.
- Отстали от экскурсии? - добродушно поинтересовался старик, без всяких признаков агрессии или подозрительности.
- Да, - после секундной заминки сказал Иван.
- Обычное дело, - заметил водитель. – Эти немцы, разве они умеют организовывать туристическое дело? Вообще, с тех пор как Айзенштайн сколотил Пангерманский союз, тевтоны разленились. Видимо, прусский дух и организованность в разбавленном виде теряют силу.
- «Айзенштайн… Пангерманский союз» - пронеслось в голове Терентьева. – «Что за бред?..»
- Вы не немец, - предположил он первое, что пришло на ум.
- Француз, - жизнерадостно отозвался собеседник. – Путешествую на склоне лет. Лучший способ стареть – в пути, среди новых людей, достопримечательностей и хороших впечатлений.
- Склонен согласиться, - Иван понемногу припоминал немецкий, но избегал сложных фраз, а ветхозаветный облик старичка и его повозки располагали к церемонному, старомодному общению.
- А вы смелый, - без перехода сообщил старик. – Не стали ждать следующего автопоезда и пошли пешком. Только вид у вас… - он неодобрительно нахмурился.
- Прошу прощения, - проговорил Иван. – Все мои вещи остались в … автопоезде.
- Ну ничего, - подытожил старик. – Присаживайтесь, – он указал на тыльную часть повозки, где, похоже, располагалось багажное отделение. – Там откидное сидение, не очень удобно, но все лучше, чем сбивать ноги. Поедем не быстро, у меня неисправен паровой конденсатор. Но это не беда, через час будем в Гейдельберге.
Даже если бы Иван не бывал в Германии, длительное общение с картами услужливо подсказало бы ему, что Гейдельберг – немецкий город. Дирижабль, «автопоезда», политик Айзенштайн, Пангермания, паровой «Locomobile»… Гейдельберг, который расположен на берегу притока Рейна под названием Неккар.
«Где я?!»
- Морис! – энергично представился старик, дождавшись, когда попутчик справится с посадкой. Паромобиль споро покатил по дороге, набирая скорость. – Морис Лешан. Будем знакомы!
- Ив… - Иван осекся. – Айвен. Айвен… Тайрент. Будем знакомы.
* * *
- А вот и я!
Иван тряхнул головой, словно отталкивая тени воспоминаний, обступившие его этим вечером. Вернувшаяся домой жена с одного взгляда оценила и пишущую машинку с вставленным листом чистой бумаги, и часы, снятые с руки и положенные сбоку от агрегата – Терентьев считал их чем-то вроде талисмана и источником творческого вдохновения.
- Снова вспоминал?.. – тихонько спросила Ютта, присаживаясь рядом, на широкий плоский диванчик-софу.
- Да, - отозвался Иван, разминая пальцы, чуть затекшие от долгого и неподвижного лежания на клавишах. – Думал, может быть оставить что-то для потомков, напечатать хотя бы краткую эрзац-историю «Моя жизнь, и как я здесь очутился».
- И как всегда, ни одной строчки, - заметила женщина.
- Увы, - покаялся Иван. – Каждый раз «до» того кажется, что написать можно много и хорошо. А когда садишься и заправляешь лист… Кому это здесь интересно? Тем более, что я вроде бы как очень-очень тайный человек.
- Глупость! – фыркнула Ютта. – Эти мужчины у власти… Человек из другого мира, где этим… этих сумели победить – это же так… - она нахмурилась, подбирая подходящее русское слово. – Пропагандично!
- Милая, - Иван надел часы, развернулся к ней всем корпусом и взял в руки узкие ладошки жены с тонкими точеными пальцами, очень теплыми на ощупь. – Ты не понимаешь… Последние два года страну трясет, несмотря на чрезвычайное положение и прямое правление Константина. Во всех щелях попрятались конституционалисты, оппозиционеры, анархисты и прочие термиты власти, которые из самых благих побуждений готовы погубить воюющую страну. Если обо мне узнает мир, они сразу взвоют о том, что монархия не может победить, нужно радикально менять строй. И в первую очередь – отрешать Императора со всей его административной командой. Поэтому я так и останусь эксцентричным эмигрантом, бывшим популярным фантастом и все такое.
- Нет, - сообщила Ютта. – Это во вторую очередь. А прежде всего, ты мой любимый муж!
Она наклонилась и поцеловала его в лоб. Иван обнял ее за плечи.
- Как Ян? – спросила Ютта, оглядываясь в сторону детской. Чтобы не уточнять каждый раз, какого Ивана она имела в виду – мужа или сына, первое имя она произносила на русский манер, второе – на свой, родной.
- Спит, - улыбнулся Терентьев. – Я сегодня пришел раньше, отпустил сиделку.
- Пойдем ужинать, - предложила женщина. – А то он скоро проснется…
- Да, - согласился Иван. – И у меня для тебя подарок.
- Какая прелесть, - буквально прорыдала Ютта, благоговейно созерцая подарок. Иван заранее освободил его от обертки и живописно расставил на столе. На круглой столешнице темного дерева кофейный набор из лакированных раковин очень редких моллюсков смотрелся крайне изысканно и стильно. – Ты запомнил! Но ведь ты видел его только раз!.. Еще тогда…
- Конечно, - усмехнулся муж, весьма довольный собой. – Но у меня хорошая память. Я заметил, что ты очень бережно к нему относилась. И вот, нашел почти такой же.
Они обошлись без ужина, ограничившись одним кофе, как в день первой встречи. Маленькие, словно из кукольного набора чашечки, отливавшие темно-зеленым перламутровым цветом, вернули обоих в те сказочные времена, когда они только встретились, и впереди лежал огромный и доброжелательный мир. Увы, тогда сказка быстро закончилась, и началась страшная, опустошительная война. Но сегодня два человека снова переживали счастье той встречи, забыв о заботах и тревогах.
Юта придерживалась старой кофейной школы, отрицая все, кроме воды и собственно кофе. Даже сахар считался недопустимо радикальным дополнением. Иван, иногда открывающий в себе зачатки эстета-экспериментатора, обычно добавлял мед, сливки, щепотку корицы и каплю бальзама из трав на коньяке. Обычно оба беззлобно посмеивались над таким различием вкусов, но не в этот раз. Атмосфера вечерней посиделки под неярким светом одинокого плафона была слишком волшебной.
- Я хотела спросить… - несмело сказала Ютта. – А что было дальше? Ты никогда не рассказывал, как сумел встроиться… устроиться?.. В общем, стать своим в Европе.
- Лешан помог, - обезоруживающе улыбнулся Иван. – Без него я бы не справился.
- У-у-у… - протянула Ютта. – Я надеялась, дальше будет история о славном контрразведчике, обманывающем всю полицейскую систему Старого Света.
- Увы, нет. Чтобы обмануть государство и полицию, надо знать их работу изнутри. Я же не знал ничего, - объяснил Иван, делая микроскопические глотки. – Ни гроша в кармане, ни документов. Вообще ничего. Положим, деньги можно было украсть… Но во всем остальном я бы очень быстро выдал себя. Пока мы ехали, я думал, что делать дальше и наконец решил рискнуть.
- Ты рассказал ему все?
- Не все, но достаточно. Вот когда я пожалел, что выбросил пистолет. Хотя, Морис не был знатоком оружия, так что все равно не разобрался бы. Мне помогли часы.
- Часы? – удивилась Ютта. – Ах, да. Они у тебя действительно необычные.
- Трофейные, - сказал Терентьев, положив левую руку на стол. Под синеватым светом тускло сверкнул металлический корпус вытянутой прямоугольной формы с циферблатом серо-зеленого цвета и черной надписью «Movado». Секундная стрелка не вращалась на одной оси с остальными, а отмеряла время на отдельном пятачке в нижней части циферблата.
- Морис сразу заметил, что форма непривычная, - пояснил Иван. - Здесь наручные часы только круглые или треугольные, которые для дам. В Гейдельберге мы показали «Моваду» часовому мастеру, чтобы он спас их от последствий моего купания. Тот долго удивлялся, потому что такой часовой фирмы не существует, да и секундную стрелку никто не выносит отдельно, даже китайцы, а они, когда копируют европейские и американские товары, иногда делают совсем фантазийные вещи. Тогда Морис мне и поверил по-настоящему. Три месяца мы катались по Германии на его паровом анахронизме, я выдавал себя за полусумасшедшего помощника механика. Рассказывал ему про свой мир, особенно про различную технику. Лешан был конструктором паровой техники и большим ценителем разных машин, он просто заслушивался. И в свою очередь учил меня здешней жизни - какие страны, политические системы, деньги, обычаи. Покупал для меня газеты, книги, путеводители. Я недешево ему обошелся… - печально вздохнул Иван.