Подоплеков. Слушайте, а вы, может быть, того?.. (Крутит у виска пальцем.)
Защитник (обиженно). Ты хочешь сказать, что я сумасшедший?
Подоплеков. Да не только вы. Председатель, Прокурор, заседатели.
Защитник. Нет, Леня, ты не прав. Так не может быть, чтобы ты один был нормальный, а все остальные нет. Ну сам подумай.
Подоплеков. Да, может быть, вы правы. Мне, правда, кажется, что я живу среди сумасшедших. Но так же не может быть, чтобы все — да, а я нет.
Защитник. Вот! Это разумное предположение. На этом мы и будем строить нашу защиту. Вызовем хороших экспертов и отправим тебя лечиться. Там тебе процедуры разные, галаперидол, аминазин, шоковая терапия. Лет пять-шесть полечишься и выйдешь полным идиотом. Я не шучу, но это правда — здорово быть идиотом, которого ничто не задевает, не волнует, не терзают ночные страхи, не мучает совесть, не будоражит сознание. Соглашайся, Леня!
Подоплеков. Нет, только не это. Хочу видеть, слышать, знать, чувствовать, любить и ненавидеть.
Защитник. Ну что ж, подсудимый, вы лишаете меня аргументов, затрудняете мою задачу и усложняете собственную судьбу. Увы! (Покидает клетку.)
Сцена седьмая
Квартира Председателя. Людмила Мешалкина в халате и в папильотках сидит перед телевизором смотрит передачу «Давай поженимся». Открывается дверь. Входит Председатель, снимает ботинки, надевает домашние тапочки.
Людмила (полуоборотясь). Чего так поздно?
Председатель. Задержался. А почему в таком виде?
Людмила. В каком?
Председатель. В этих вот штуках. В халате застиранном.
Людмила. Мы же сегодня никуда не идем.
Председатель. А ты считаешь, что прилично выглядеть нужно только где-то и для кого-то? А перед мужем можно как угодно?
Людмила. Опять не в духе?
Председатель. А с чего мне быть в духе? У других мужа в тюрьму сажают, она готова ждать его хоть всю жизнь. Я от тебя такой жертвы не требую и на любовь уже не надеюсь, но на уважении буду настаивать. В конце концов, я работаю как вол, я занимаю важную должность, я получаю большую зарплату и имею еще кое-что помимо зарплаты, и все это не прогуливаю в Куршевеле, а приношу домой. И в своем доме я имею право хотя бы на уважение.
Людмила. Сань, да ты что, да ты как это и с чего? Я тебя уважаю. Я уже семнадцать лет тебя уважаю.
Председатель. Да? А за что ты меня уважаешь? За то, что я людей безвинных сажаю?
Людмила. А что делать, Саня? У тебя ранимая душа и мягкий характер, но тебе приходится быть суровым. Но если ты откажешься, на твое место придет кто-то еще хуже тебя.
Председатель. Что ты говоришь! Хуже меня никого не бывает.
Людмила. Это как для кого. Для меня ты лучше всех.
Председатель. А почему ж ты меня встречаешь в таком виде? Неужели у тебя нет понимания или хотя бы чувства, что выглядеть надо хорошо не только до замужества, но и после. После даже важнее, чем до. Чтобы поддерживать то, что меня влекло к тебе раньше. Чтобы я, придя с работы, увидел тебя, потянулся к тебе, захотел тебя.
Людмила (игриво). А сейчас ты меня не хочешь?
Председатель. А сейчас я хочу есть. Как у нас насчет ужина?
Людмила. Сейчас. Гречневую кашу с котлетой будешь?
Председатель. Да что ты мне все время кашу, кашу, кашу. Хоть бы что-нибудь придумала для разнообразия. Водка есть?
Людмила. Ну конечно. Вот.
Председатель. А закуска? Есть у нас что-нибудь кроме каши?
Людмила. Сань, ну конечно. Колбаса докторская, сыр маасдам… Сань, икра есть! Белужья.
Председатель. Белужья. Тебе деньги, что ли, некуда девать? А где сын?
Людмила. Жорик у себя в комнате. Он, кстати, тоже не ужинал.
Председатель. Так зови.
Людмила стучит в дверь. Появляется Жорик с айпадом в руках.
Жорик. Привет, пап.
Председатель. Привет. Садись поешь. Что ты все со своим айпадом ходишь? Порнуху, что ли, в нем смотришь?
Жорик. Зачем?