Мы подписались под этим письмом. Потом я свернул бумажку трубочкой и, как всегда, положил ее Смелому под ошейник. А Смелый все время заглядывал мне в глаза. Он будто чувствовал, что в его судьбе должны произойти какие-то перемены, и очень хотел узнать, какие именно.
Я поцеловал Смелого в мокрый черный нос. Мне стало как-то не по себе. Капитан и Мастер тоже волновались. Я испугался, как бы они не передумали, и решил поскорее закончить прощание.
— Смелый, беги в санаторий! Беги к Павке! — произнес я, как всегда, тоном гипнотизера.
Смелый сорвался с места и помчался к своему новому хозяину, в санаторий. А мы смотрели ему вслед. Вскоре серый пушистый хвост последний раз мелькнул и скрылся за кустами акации.
Вечером мы узнали, что Смелый добрался до санатория и что его там хорошо встретили. Нам рассказал об этом Савелий Маркович. Он пришел из санатория к нам в гости, на костер.
Савелий Маркович подошел ко мне и сердито спросил:
— Ты что же это, Саша, без спросу увеличиваешь штаты в моем санатории?
— Как — увеличиваю? — не понял я.
— Не притворяйся! — Савелий Маркович погрозил мне пальцем. — Присылаешь к нам всяких крикливых, шумливых, смелых…
Тут я понял, о чем идет речь. А главный врач улыбнулся и, сказал:
— Ну, шучу, шучу! Хороший подарок прислал Паше… И будку вашу мы тоже заберем. Сам потащу, невзирая на ревматизм.
…Гости к нам съехались со всего города.
Наступила торжественная минута. Андрей поднес спичку к куче хвороста посреди лужайки. Хворост вспыхнул, пламя тут же набросилось на сучья, на ветки — и огромный костер, треща, запылал.
Концерт был не такой большой, как в день открытия лагеря, но был еще интереснее, потому что проходил при свете костра.
Наши малыши очень хорошо пели, плясали и показывали разные смешные сценки. Потом Профессор с выражением прочитал собственное стихотворение о нашем лагере, которое кончалось так:
Провели мы здесь, ребята, Замечательные дни!..Вано Гуридзе поразил всех. Он начал петь одну очень красивую восточную песню, а потом песня как-то совершенно незаметно перешла в лихой танец — лезгинку. И тут я увидел, что у него действительно очень горячая кровь: он поднял возле костра такой ветер, что пламя кидалось из стороны в сторону…
А в физкультурных номерах сегодня участвовали почти все ребята. Мы делали сложные пирамиды, классно работали на брусьях, на турниках. И это, по-моему, очень расстраивало Витьку Панкова.
Вдруг я увидел, что от дома к большой поляне, на которой проходил наш сбор, бежит Мастер. В руках он держал что-то, а что именно — я издали не разобрал. Но вот Мастер подбежал ближе, и мы заметили, что в руках у него фотографии. Пламя костра осветило их, и мы увидели лицо Вани Алексеева.
— Вот это дело! — с восторгом сказал я, сам не замечая, что повторяю любимое выражение Мастера.
— Мастер, откуда это у тебя? — удивленно спросил Андрей.
— Сделал своим «Пионером» снимок со снимка. Ничего особенного, — ответил Мастер. — Тут десять фотографий. Раздадим всем членам нашего звена. А оригинал вернем Марфе Никитичне. Я сам отнесу ей после костра, ладно?
— Ладно, ладно! — воскликнул Андрей и обнял Мастера.
Как я завидовал Мастеру в эту минуту! Так вот почему он целый день просидел в темном чулане!
Началась наша последняя, торжественная линейка. Голоса вожатых… Короткие рапорты… Мне вдруг стало грустно-грустно: ведь я слышу все это последний раз. То есть, конечно, не последний раз в жизни, а здесь, на этой поляне. Ведь, может быть, я уже никогда сюда не приеду. А если даже приеду, то, наверное, здесь уже не будет ни Сергея Сергеича, ни Профессора, ни Зинки, ни нашего Вано… ни Андрея.
Запели горны, загремели барабаны. Дежурный, стоявший у мачты, потянул вниз тонкую бечевку, и красный флаг медленно пополз к земле.
12 августа
Снова стучат колеса поезда. Снова я лежу на верхней полке и гляжу в окно.
А внизу Профессор, Витька Панков и Мастер играют в «известных людей». Это очень интересная игра: берется какая-нибудь буква, и каждый называет всех известных людей, каких он знает на эту букву. Можно называть писателей, композиторов, артистов. Кто назовет больше фамилий — тот и выиграл. Выигрывает все время Профессор. Он знает известных людей даже на букву «Щ»!
Внизу то и дело происходят ссоры: Витька Панков говорит, что Профессор просто выдумывает некоторые фамилии, пользуясь его, Витькиной, необразованностью.
— А ты посмотри в энциклопедии, посмотри! — возражает Профессор, теребя очки на носу. — Не знать, кто такой был Доницетти, — это просто стыдно! Известный итальянский композитор. У него еще есть опера «Любовный напиток».