Белла выплыла из тьмы и лунный свет заиграл в ее глазах. Регулус протянул ведьме руку и отпустил себя в короткий полет.
***
— Круцио.
Темный Лорд не кричал. Ему не нужно было сосредотачиваться на ненависти — она была для него языком таким же естественным, как и парселтанг.
Воздух искрился от силы проклятия, а младший сын Вальпурги и Ориона выгибался под красным лучом, срывая связки, с крика переходя на хрип.
— Что за кретин. — Реплика Лестрейнджа растворилась в приступе глухого рыдания.
Эбенезер Розье промолчал, но с оценкой был согласен. Юлить и что-то скрывать от Лорда было настоящим самоубийством — но учитывая пунктик Блэков по поводу семьи, было неудивительным, что Регулус попытался скрыть связь брата с таинственным профессором, который мешал Волдеморту.
— Белла, можешь забрать его. — Темный Лорд возвышался над бездыханным Блэком. — Я разочарован. Надеюсь, — обратился он к остальным Пожирателям, — ваши успехи будут более впечатляющими.
Эбенезер позволил себе улыбнуться — за маской все равно никто не различил бы его эмоций. Он не мог дождаться возможности преподнести хорошие известия.
Его сын, его хитрый и умный сын нашел способ провернуть практически идеальное преступление: он подготовил жертву для ритуала Лорда — и никто в Хогвартсе и Мунго не заподозрил, что проклятье на грязнокровке впитывает чужую магию.
Альтернативное видение
Это пора заканчивать.
Только одна мысль звенела внутри его пустой головы. Он редко доходил до такого состояния — и обычно с помощью темных волшебников, которые помогали ему как можно скорее расстаться с жизнью. На этот раз Гарри справился сам, и дебют удался: он чуть не угробил себя и двух парней — но не просто парней.
Истощенные темными заклинаниями, Джеймс и Сириус остались в Больничном крыле. Гарри видел в каком они состоянии, их обескровленные лица и синеющие губы отпечатались в памяти, как вспышка колдокамеры — на сетчатке глаза. Гарри надеялся, что Дамблдор, предполагавший такой исход, не станет его искать.
Гарри стоял в пустом широком коридоре первого этажа; он подпер плечом явно не нуждающийся в этом холодный подъем каменной арки. По полу гуляли сквозняки. Факелы догорали и оранжевые отсветы на стенах смешивались с синим сумраком. Гарри не смог определить время и усмехнулся: для мага, связавшегося с временем, он слишком плохо его чувствовал — и новая судьба потерянного меж времен казалась ближе некуда. Он со вздохом оторвался от стены и поплелся вслед за сквозняками.
Гарри никуда не шел, на самом деле, это его воля тащила трясущееся тело. Разум оставался немым и путь Гарри складывался сам собой. Он не заметил, как вышел к Черному озеру. В другом мире и в другое время Гарри обожал сидеть неподалеку на холме или под деревом, смотреть на воду, на блики солнца, бег облаков или рябь, нагоняемую ветром с предгорий. Сейчас он шел через предрассветную синеву среди теней — и сам был тенью и черные воды о чем-то ему шептали. Ноги несли его вперед, гладкая подошва скользила по влажным булыжникам; пятки бились о камни, когда он проскальзывал вперед и вниз — так же бились друг о друга мысли.
Он не должен был быть здесь. Он не должен был ни во что вмешиваться. Он не должен был никого втягивать в свои дела.
Внутри Гарри клокотало, но его лицо словно онемело и застыло страшной маской. Он все сделал неверно с самого начала, а теперь не мог вынести самого себя и своих решений.
Он резким и размашистым движением трансфигурировал первый попавшийся на дороге камень. Перед ним выросла и растянулась уродливая скособоченная скамейка, но достаточно устойчивая, чтобы выдержать тяжесть его бытия. Ноги его не держали, а трансфигурация выкачивала из него последние силы. Ему было паршиво настолько, что он жалел, что сам не потерял сознание в той проклятой комнате. Гарри закрыл лицо руками.
Он был жалок и знал это. Он делал глубокий вдох на «четыре», а выдыхал на счете «шесть». Остро, очень остро хотелось закурить — хотя он редко докуривал сигарету до конца из-за дрянного привкуса. Просто иногда чувствовал себя Сириусом после Азкабана. Гарри был в мире, знакомом до боли, но места для себя не находил — и делал ошибку за ошибкой, следуя недоброй тропой благих намерений.
Как ему теперь все исправить?
Это была не его война, но он не хотел давать никакой войне и шанса.
Что он мог сделать?
Морозная свежесть давно заставила его сжаться, скрючиться, засунуть руки подмышки; в носу хлюпало, неприятно кололо уши. Гарри передернулся и попытался расслабиться. Он слышал голос просыпающегося леса, хотя Запретный лес никогда не засыпал по-настоящему; видел свет над горизонтом и как звезды становились прозрачными.