— Я оставила сообщение на автоответчике.
— Да ну! — Пиа зажала ладонями рот. — Прямо как Рэйчел в «Друзьях»[13]. — Надин бросила на нее недоумевающий взгляд. — Помнишь, когда Рэйчел пошла на свидание с тем парнем и напилась, она позвонила Россу и записал на автоответчик «Это конец», а потом… — Пиа умолкла, сообразив, что для Надин ее рассказ — пустой звук. — Не помнишь? И ладно. Так что ты ему сказала? — с неиссякаемым энтузиазмом допытывалась она.
Надин поймала сигарету, брошенную ей Пиа.
— Ну… когда я в первый раз позвонила, трубку сняла Дилайла.
— Дилайла? Кто это еще? — Пиа закурила и бросила зажигалку Надин.
— Я тебе про нее рассказывала, — вздохнула Надин. — Женщина мечты Дига. В школе у них любовь была.
— Ах да, — кивнула Пиа, хотя Надин ясно видела, что ее помощница не помнит ни слова из рассказа о Дилайле.
— Они с Дигом расстались, когда им было по восемнадцать, и потеряли друг друга из виду. А теперь она вернулась, неизвестно зачем. И присосалась к Дигу, как пиявка. Для Дига я больше не существую. Мы с ним даже поссорились и всю неделю не разговаривали. — Ей некуда было стряхивать пепел. С усилием поднявшись, она села на кровать рядом с Пиа, приспособившей пустую бутылку из-под шампанского вместо пепельницы. — Вчера вечером я отправилась к Дигу, потому что Фил…
— Кто такой Фил? — вытаращила глаза Пиа.
— Неважно. Никто. Не стоит о нем говорить. Короче, я пришла, а там сервирован шикарный ужин, и свечи, и музыка, и посуда блестит. И мерзкая собачонка бегает. И знаешь чья она? Угадай! Дилайлы! А потом появляется она сама — прямо из душа, вся благоухающая, а на ней только полотенце, вот такой ширины. — Она сдвинула большой и указательный пальцы на расстояние в полсантиметра. — И меня понесло. Наверное, я повела себя по-детски, но это было выше моих сил. Я жутко расстроилась. Выбежала, села в машину и поехала домой… прямо как в кино. А все из-за Дилайлы, понимаешь? Дилайлы, чтоб ее, Лилли. Опять все по новой, опять она меня достает, хотя столько лет прошло, но я не могу от этого избавиться. Я так старалась все забыть, начать с чистого листа, но не могу. Так она на меня действует. А на Дига она действует совсем по-другому. Он перестает соображать, когда она рядом. Превращается в полного кретина. — Пиа кивнула: мол, нам это знакомо. — И когда я услыхала ее голос по телефону, словно она у Дига в квартире хозяйка, я совершенно рехнулась. Сначала разрыдалась, как дура, но потом немного успокоилась. И — о господи! — и давай убеждать себя, что надо относиться к ситуации, как взрослый человек. Я решила, что самое лучшее вызвать Дилайлу на откровенный разговор, выяснить, каковы ее намерения. Перезвонила… но на этот раз трубку не взяли. И я окончательно взбесилась, я была уверена, что они нарочно не берут трубку. И давай себя накручивать, представлять, как они смотрят на телефон и посмеиваются над бедной сумасшедшей Надин.
— Обслуживание номеров!
Пиа загасила сигарету и встретила смущенного молодого официанта широкой улыбкой.
— Спасибо, — сияла она, пока он испуганно пятился из комнаты, пропитанной женскими гормонами.
Пиа опустилась на кровать, и кокетливая улыбка на ее лице мгновенно преобразилась в сочувственное внимание:
— Продолжай.
— В общем, я завелась, и не соображая, что делаю, опять набрала номер и… После сигнала на автоответчике, меня просто понесло.
— И что? Что ты сказала?
Пиа передала ей чашку с кофе. Надин благодарно отхлебнула.
— Точно не помню, но… — она откашлялась — … все свелось к тому, что я сдаюсь. Он твой, сказала я. Бери и наслаждайся. — Пиа охнула. — Но это еще не самое плохое, — печально предупредила Надин, заливаясь краской, — дальше было хуже.
Она воображала, что ведет себя спокойно, зрело и мудро.
— Бери его! — Ее трясло, незаконная сигарета дрожала меж ее пальцев. — Он твой. У меня было десять лет, чтобы что-то изменить, но не получилось, так что никаких обид, все правильно. Я не позволю снова достать меня, Дилайла, ни за что, я освобождаю место рядом с Дигом, пожалуйста, занимай. Бери его, крути и верти им, как хочешь, а потом опять брось. Мне плевать. Разбей его сердце, как когда-то. Отныне это не моя проблема. Я больше не участвую. С меня хватит. Прощай.
Она положила трубку, сердце громко колотилось. На то, чтобы сделать паузу и осмыслить сказанное, времени не было; новое соображение подталкивало ее к действию, и она опять принялась нажимать на кнопки телефона.
Раздраженно затушила сигарету, дожидаясь пока закончится дурацкий мотивчик из фильма о Джеймсе Бонде на автоответчике Дига. Ее несло, проволочки и пустая трата времени выводили из себя.
— И вот еще что, — истерично начала она после сигнала, — я обращаюсь к тебе, Диг. Я соврала! — выкрикнула Надин, чувствуя, как адреналин льется из ушей. — Соврала, когда сказала, что ты мне не нужен. Понятно? Это была ложь. Потому что ты мне нужен. Был и будешь. Всегда. И… я пьяная. Очень, очень пьяная. Совсем никакая. Я все думала о тебе, — в основном, о твоем члене, если уж на то пошло, — о твоей квартире, и диване, об «Икее», и пушинках на ковре, и мне не хватает всего этого, не хватает тебя, и я врала. Ну вот, теперь ты знаешь. Будь счастлив. Пока. Я всегда буду тебя любить. Пока.
Надин попыталась положить трубку, тыкала ее и так, и сяк, но трубка отказывалась ложиться в гнездо. В тот момент она была довольна собой, довольна тем, как держалась. С этим покончено, думала Надин, сжимая челюсти. Она опять закурила, дрожащими руками открыла мини-бар, приготовила адскую смесь из бренди, джина и «Сан-Мигеля», проглотила ее одним махом, бросилась в ванную, где ее вырвало, рухнула на кровать и мгновенно забылась мертвым сном.
— Ошизеть! — качала головой Пиа, глаза у нее были величиной с блюдце. — Просто ошизеть! Ты это сделала!
Надин тупо кивнула и повалилась на кровать:
— Ужасно. Ужаснее не бывает. Тихий ужас.
— Но ты ведь искренне говорила? Про то, что он тебе нужен?
Надин опять кивнула. Потом затрясла головой:
— Не знаю. Все так сложно. И сил нет разбираться. У меня сердце щемит.
— Знаешь, Дин, если ты говорила правду, то ты молодец. Хорошо, что наконец высказалась. Жизнь слишком коротка, и моложе не становишься, и теперь по крайней мере все прояснится. Так или иначе, но прояснится. И я бы на твоем месте не заводилась из-за этой телки Дилайлы. Это как… как… — личико Пиа внезапно просветлело, — как в «Ущелье Доусона»! Помнишь, Джоуи не сознавала своих чувств к Доусону, пока из Нью-Йорка не привалила вся из себя прикинутая Джен. Но Доусон по-настоящему на Джен не запал, нет. Она была просто фантазией. Но она послужила им обоим катализатором, они очухались и поняли, что нужны друг другу. Правда, потом они все равно расстались… но им же было по шестнадцать лет! Совсем малявки. Хотя по ним не скажешь, фразочки у них дай бог…
Надин в изумлении пялилась на Пиа.
— Ты слишком много времени просиживаешь у телевизора, — вынесла она приговор. — А это не телевизор. Это жизнь. Моя жизнь. И я ее только что к чертям загубила.
— Телевизор и есть жизнь, — наставительно произнесла Пиа. — А жизнь — телевизор.
— Твоя, возможно, — фыркнула Надин, удивляясь в душе примитивности молодого поколения.
— Нет. У всех так. Спорим, когда ты вернешься в Лондон, Дилайлы уже в помине не будет, и ты увидишься с Дигом, и вы поцелуетесь, и все у вас случится, как у Росса и Рэйчел, и у Джоуи с Доусоном, и у Гарри с Салли вместе взятых. Дилайла! Скажешь тоже. Ну разве может Диг остаться с женщиной, которую зовут Дилайлой! Это невозможно. В реальной жизни так не бывает.
Надин хотела, чтобы Пиа ушла. Разговор становился предельно глупым, и у нее болела голова, и ей не терпелось остаться одной, дабы предаться мучительным воспоминаниям, припомнить дословно, что она наговорила на автоответчик Дига. Она закрыла лицо руками, вспомнив пассаж про член.
Удавиться!
Как она могла ляпнуть такое? И зачем ей понадобилось поминать член Дига? Надин даже никогда не видела Дига голым. Эта фраза выворачивала наизнанку их отношения, нарушала динамику их дружбы. Она все меняла. Надин могла бы отпереться от чего угодно, мол, надралась и захлебнулась эмоциями. Посему с нее взятки гладки. Но не теперь, высказыванием о члене она все испортила.