Чичиланов Николай Михайлович
Триединый мир: Книга 1 Баловень судьбы
"ТРИЕДИНЫЙ МИР"
Книга первая
БАЛОВЕНЬ СУДЬБЫ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Пролог
Там лежал на земле и, покусывая травинку, наблюдал, как оранжево-красное тельце, испещрённое черными точками, упорно уже в который раз пытается забраться ему на руку. По рукаву гимнастёрки ползти было легко, но как только божья коровка перебиралась ему на ладонь, Там начинал гонять её, как маленькую цирковую лошадку, заставляя крутиться вокруг своей оси, кувыркаться и даже совершать прыжки, действуя травинкой, как указкой. Ах, козявка ты ещё и бодаешься, развеселился он, глядя, как маленькая букашка пытается с разгону сдвинуть преградившее ей дорогу препятствие. А почему козявка подумал Там морща лоб? Козявка - это коза, а ты у нас коровка, ну что ж коровушка лети, корми своих деток, произнёс он, подбрасывая малявку высоко в воздух. Она выпустила крылья, сделала круг над его головой и нырнула в траву. Перед Тамом лежала, простираясь, насколько хватал глаз, широкая, и на первый взгляд ровная долина военного полигона. Где-то там за горизонтом она упиралась в отроги венгерских Карпат, которые тянулись в западном направлении, до самой Чехословакии. А здесь была Венгрия: Южная Группа Войск или ЮГВ, как её все называли. Там проходил здесь срочную службу, которая осенью должна была для него закончиться. А сейчас был конец июля 197... года, стояла жара, и он в составе сводного взвода стрелков-зенитчиков находился здесь вот уже целый месяц. На сегодняшний день были назначены показательные стрельбы боевыми ракетами и снарядами по учебным целям. Кроме их взвода совсем рядом были развёрнуты две арт-батареи и дивизион зенитных самоходных установок. Солнце давно перевалило за полдень, подходило время обеда, и пока было неясно, будет в стрельбах перерыв на обед или нет. От этого зависело многое, дело в том, что наступала середина светового дня, самое пекло, да ещё на небе ни облачка, а целью для ракеты служил боевой снаряд "Катюши", который сейчас на фоне ясного дня выглядел малюсенькой, едва заметной точкой, да ещё летящей с приличной скоростью. Его и разглядеть-то можно было с трудом, тогда как для успешной стрельбы надо поймать цель в рамку прицела, сопровождать некоторое время, пока не сработает система самонаведения, оповестив о захвате цели звуковым и световым сигналами и надавить кнопку пуска. А дальше ракета всё сделает сама, от нас уже мало, что зависит.
Сейчас всё это сделать очень проблематично, солнце сбивает с толку электронику и слепит стрелка, а вот часа через два-три, а лучше четыре картина будет совсем другая, солнце сместится к горизонту, тени станут длиннее и видимость возрастёт в несколько раз. Соседи уже отстрелялись, их цели отлично видны в любую погоду и теперь всё зависело от наблюдателей. За стрельбами наблюдала группа проверяющих из штаба округа, придирчиво следящих за происходящим и занося всё в свои блокноты. А дивизию представлял сам комдив: генерал-майор Скобцев Анатолий Иванович, известный своим крутым нравом. Скорый на расправу, в случае неудачи и на сердечную благодарность при отличных результатах. Вот только вмешиваться в действия проверяющих он не имел права. Сейчас вся эта разношёрстная толпа направлялась в нашу сторону. Становись, послышалась команда и взвод, выстроившись как на плацу, замер в ожидании. Надо сказать, что воинская служба за рубежом в корне отличается от таковой в родном отечестве. Возьмём, к примеру, обычную самоволку, если дома, или как здесь говорят в Союзе наказанием за неё служит наряд вне очереди, или в крайнем случае гауптвахта, то здесь самовольный выход за пределы воинской части приравнивается к дезертирству и в крайнем случае может закончиться военным трибуналом. И хотя, несмотря на эти суровые меры, солдаты всё равно бегают в самоволки и порой попадаются, на памяти Тама до трибунала ни разу дело не дошло. Видимо военные психологи всё же понимают, что ужесточением наказаний проблему не решить. А проблема существует и заключается она в строгой изоляции воинского контингента за границей. Всё дело в том, что за пределы расположения части нельзя сделать ни шагу (за редким исключением), солдатам здесь не дают увольнительных и весь срок своей службы ты проводишь за высоким забором, для верности усиленным колючей проволокой. Этот забор уже не просто преграда, он символ. Поэтому, находясь на огороженной территории, в окружении одних и тех же лиц, каждый думает об одном, скорей бы домой, в Союз. И нет большой разницы в том рядовой ты или офицер. Есть, конечно, и положительные стороны службы за границей, которые являются неотъемлемой частью сторон отрицательных, как непременная противоположность всего сущего. Ведь, несмотря на казалось бы, полную изоляцию от внешней среды, ты всей душой ощущаешь своё пребывание в чужой стороне где всё не такое как дома. Здесь всё другое - и климат, и природа с населяющим её животным миром, и весь уклад жизни. У них свои обычаи, другой язык и сам воздух, словно пропитан каким - то экзотическим ароматом, совершенно отличным от нашего - российского. К примеру - здесь, на бесконечных кукурузных полях обитают просто сонмы сверкающих разноцветным оперением, фазанов. Они тут столь же непременный и привычный атрибут, как у нас в сельской местности - куры. Если у нас на десятки, а то и более километров тянутся пустынные поля и перелески, то здесь чуть не через каждый километр стоят посёлок, деревушка или небольшой хуторок. А общение с местными уроженцами, которые в любой воинской части числятся, как вольнонаёмный, обслуживающий персонал, наполняет кровь адреналином и пронизывает всего тебя тревожным, будоражащим душу возбуждением. Однако всё это начинаешь ощущать в полной мере далеко не сразу, а пожив здесь с годик, пообвыкнув и пропитавшись самой атмосферой этой другой, зарубежной жизни. За это время, несмотря на все строгости режима, большинство солдат всё равно попадают за территорию части - или во время учений, длящихся несколько дней, или неся караульную службу на оружейных и прочих складах, за территорией воинских частей. Но всё это пусть и запоминающиеся, но краткие эпизоды на фоне однообразных, солдатских будней. Другое дело полигон - это огромная, чисто условно ограждённая территория, где совершенно иные ощущения. Жизнь здесь достаточно вольная и длится она месяца полтора, а то и больше. За это время совершенно отвыкаешь от этого тягостного ощущения, пребывания в запертой клетке. Здесь нет опостылевшей казармы, командиры и рядовой состав проживают в палатках. Полигон - это протянувшаяся на десятки километров и окружённая невысокими, поросшими кудрявым лесом горами - долина. В свободное от занятий время можно гулять по лесу и купаться в небольших лесных озерках, с прохладной, чистой водой. Живи да радуйся, учись и неси исправно службу, а когда настаёт такой день, как сегодня - день стрельб и сделать-то надо совершеннейший пустяк, сбить боевой ракетой учебную цель. Конечно, не каждому это по плечу - попасть в снаряд "Катюши", огненной искоркой пролетающий по небу, невероятно сложно, но тот счастливчик, который сумеет это сделать, в награду получает отпуск домой на десять суток, не считая дороги. Но в эти счастливчики нужно ещё суметь попасть, во взводе три десятка человек, а на весь взвод выделяют всего три боевые ракеты. Каждая из ракет стоит уйму денег и если первый пуск будет неудачным и ракета уйдёт мимо цели, то проверяющие могут снять взвод со стрельб, вынеся суровый вердикт о неспособности расчётов выполнить свою задачу в обстановке максимально, приближённой к боевой. Вот тогда не поздоровится всем, начиная с командира дивизии. Его ожидает крупный и неприятный разговор в штабе округа, который рикошетом ударит по всем, спускаясь вниз по инстанциям от командиров подразделений до рядовых исполнителей и набирая к финишу такой заряд отрицательных эмоций, что при одной мысли об этом становилось дурно и неуютно.
В подобных случаях Таму, как правило, не везло его или обходили стороной, не замечая, либо если уж заметили, поручали такое чему он и сам был не рад. Вот и сегодня майор из штаба округа, обходя шеренгу в поисках кандидатуры, на Тама даже не взглянул, сосредоточившись на собственных проблемах, поскольку вид имел кислый и неприветливый.
Не иначе, как печень у старика разыгралась, подумал про себя Там, или в крайнем случае желудок расстроился от полевой пищи.
Майор, словно уловив мысли Тама окинул его неприязненным взглядом и, остановившись рядом, выбрал его напарника карачаевца Джаттая Салиева. Джаттай призвался этой весной и в состав расчёта был зачислен лишь месяц назад. Слишком маленький срок, чтобы всерьёз чему-то научиться. Поэтому он ещё почти ничего не знал и мало, что умел, и вредный майор с одного взгляда это определив, тут же и назначил его на роль козла отпущения. То ли он взъелся за что-то на дивизию, то ли не в меру разыгравшийся желудок заставил его ополчиться на весь белый свет.