Поправив очки, Хината наконец выбралась из больничного крыла, куда и в самом деле зачастила в этом году. Стоит, наверное, начать учить медицинские заклинания — с её везучестью, да и возрастающими деятельностью Итачи и ненавистью к нему, лишними они точно не будут.
Эти мысли Хината оставила на поверхности, так как находила блестяще приличествующими случаю. А ещё проверила рефлексы, сказала себе: «Дядя». Сердце пропустило удар. Хорошо.
Навстречу ей то и дело попадались школьники, бредущие на обед, однако знакомых, на счастье, Хинате не встретилось. У неё было время для последних моральных приготовлений.
К подножию директорской башни Хината пришла в мире с собой и своим намерением.
— «Берти Боттс», — сказала Хината сторожу-горгулье, и та резво отпрыгнула в сторону, открывая проход к винтовой лестнице. Без спешки поднявшись по ней, Хината постучала в дверь кабинета директора. Получив разрешение, вошла и тут же оказалась в мире стрёкота и жужжания многочисленных приборов.
— Здравствуйте, Хлоя, — в отличие от прошлого её посещения, когда работал с бумагами, на этот раз Дамблдор склонялся над одним из приборов и глубокомысленно всматривался в испускаемый им сизый дым. Тот как будто бы складывался в некие образы, но рассмотреть, к сожалению, Хинате не удалось — директор отступил от прибора навстречу ей, и дымок разом побледнел, стал закручиваться по тонкой спирали. — Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, профессор, спасибо, — ответила Хината, как всегда не рискуя встречаться с ним взглядами.
— Мне очень жаль, что вам пришлось перенести подобный ужас, — произнёс Дамблдор, и его голос был печальным и искренним. На своём насесте поднял голову и мелодично курлыкнул феникс Фоукс. — Если можете, простите меня.
— За что, профессор? — удивилась Хината.
— За то, что не смог вас защитить.
Хината смутилась. Неведомым образом директор всегда находил фразы, в исполнении человека его положения выбивавшие её из колеи.
— Вам не за что извиняться, сэр. Вы не можете быть везде и всегда, чтобы помочь каждому.
— Я отказываюсь верить в это вот уже девяносто один год, — невесело усмехнулся Дамблдор и приглашающе указал на стул перед большим рабочим столом, куда Хината аккуратно опустилась и сложила на коленях руки. Сам директор занял место в своём высоком кресле. — Мне не хотелось вырывать вас из процесса исцеления на полпути, вновь окунать тот в неприятный опыт, однако, боюсь, время не терпит: нам нужно поговорить о том, что произошло вчера вечером. Я питаю большую надежду, что вы, именно вы, моя девочка, как раз сможете выдержать этот разговор даже так непростительно скоро. Мадам Томсон и Помфри упоминали, вы держитесь стоически.
Здесь могла крыться и чистосердечная забота, и вдумчивая проверка. Хината низко склонила голову, заставила плечи мелко задрожать.
«Дядя», — сказала она себе.
«Дядя», — повторила, и сердце затрепетало.
«Дядя», — чувство бессилия и вины накрыло, и в уголках глаз собрались слёзы.
У каждой из них были такие колокольчики для привлечения из глубин существа определённых эмоций. Ино называла их «звоночками исполнения желаний». В отличие от подруги, для манипуляции родственниками (и друзьями; и продавцами; и порой простыми прохожими) Хината ими не пользовалась, а прилежно, как научили в Академии, взращивала в себе для шпионажа. В прошлой жизни эти рефлексы использовать так и не пришлось, в этой — впервые.
Только бы удалось.
— Это… совсем не так, — она всхлипнула, сцепив руки в замок на коленях. Жгучее бессилие, ненависть к себе вспыхнули в ней яростным пламенем, возвращая чувствами в детство, когда из-за неё (из-за того, что её, химе, попытались украсть!) дяде пришлось пожертвовать собой, оставив Неджи-нии-сана сиротой. Это всё ещё причиняло боль, даже после стольких лет.
Дамблдор наклонился вперёд.
— Хлоя…
— Мне страшно, профессор. Просто ещё больше, чем случившегося, я боюсь показать то, что чувствую.
— Почему, моя девочка? Чего вы боитесь?
— За друзей, — Хината охнула и прижала стиснутые кулачки к груди, заливаясь краской. — То есть… я не хочу, чтобы кто-то из-за меня переживал, сэр. У всех хватает своих забот…
— Вам не стоит закрываться от друзей, — перебил её Дамблдор. — Ни в коем случае и никогда. Боясь потревожить близких, вы своей закрытостью раните их только больше.
«Я знаю», — хотела сказать Хината. Вместо этого напомнила себе: «Дядя». Сдавленный не то всхлип, не то хрип исторгся из горла.
Проворно поднявшись и обогнув стол, Дамблдор погладил Хинату по макушке.
— Поплачьте, если хотите, Хлоя. Уверяю, вам после этого полегчает.
— У меня нет времени плакать, сэр, — пробормотала Хината, не поднимая взгляд. — Я должна вам кое в чём признаться.
— О чём вы говорите? — чуть отступив, Дамблдор присел на край стола и направил на неё пронзительный взгляд из-за очков-половинок.
Хината взяла паузу, чтобы собраться с чувствами, которые придадут голосу необходимый растерянно-опасливый окрас. Как раз в этом она почти перестала изображать.
— Я… не знаю, как это объяснить. Но когда я очень волнуюсь, случается кое-что необычное… с моими глазами, — она смущённо поправила очки.
— Что именно случается? — уточнил Дамблдор.
— Я как будто… то есть на самом деле начинаю видеть… сквозь стены, сэр, — она поёжилась. — Не знаю, как так получается, честное слово! Стены словно становятся прозрачными, я начинаю видеть то, что за ними…
Дамблдор погладил бороду, и вплетённые в неё колокольчики тихо зазвенели. Даже не видя его лица, Хината чувствовала его задумчивость… и спокойное удовольствие. Как будто нашёлся последний кусочек мозаики.
— Так вы ориентировались прошлой весной в глубоких подземельях?
— Д-да, сэр. Я тогда очень испугалась за Майкла и Джеймса с Сириусом — и эта… способность проявила себя. Вчера было то же самое. Когда я… — Хината медленно прикоснулась к горлу, — была проклята, я вдруг очень чётко увидела и дворик, и галереи, и даже окрестные коридоры, — сосредоточившись, как перед ударом, впервые за разговор Хината подняла голову и встретилась с директором взглядом, ярко и красочно воскрешая в памяти то, что увидел Бьякуган: убегающего Эвана Розье, сжимающего волшебную палочку.
Судя по тому, как нахмурился Дамблдор, поверхностным чтением мыслей он всё же не брезговал. Более глубокого проникновения в разум Хината не ощутила.
— Вы видели того, кто вас заколдовал.
— Я думаю, что да, — быстро кивнула она и снова отвела взгляд. — Это можно как-то доказать, профессор? — и замерла в ожидании: что ответит директор? Если он такой, как господин Третий, то ни за что не попросит в качестве доказательства её воспоминания.
Потому что таким образом большее число людей узнает об уникальной способности Хинаты. Опытный полководец не раскроет туза, а спрячет его в рукаве.
И Дамблдор медленно произнёс:
— Есть особое заклинание, способное выявить сотворённые палочкой чары в обратном порядке.
— Замечательно! — искренне обрадовалась Хината. — Вы сможете его применить, профессор Дамблдор?
— Да, смогу, — наклонил голову директор, серьёзный и быстро анализирующий ситуацию. Вероятно, она была куда сложнее, чем Хината могла себе даже представить.
Не желая его отвлекать, Хината покладисто молчала, хотя и поёрзывала в нетерпении на стуле, мяла пальчиками края рукавов — замереть, как хотелось, и наблюдать было бы выпадением из образа. Именно её шевеление привлекло внимание Дамблдора; спохватившись, он проговорил:
— Бегите на обед, Хлоя, вы ещё успеете в Большой зал до его конца. Возможно, я вызову вас ещё раз вечером.
— Как скажете, сэр, — Хината поднялась со стула и с надеждой спросила: — Вы поговорите с ним?
— Непременно, — пообещал директор, улыбнувшись ей тёплой и печальной улыбкой. — Больше не беспокойтесь ни о чём, моя девочка.
— Хорошо… Только можно ещё один вопрос, профессор?
— Конечно.
— Моя… — Хината поправила очки, — особенность. Что это такое?
В кабинете повисло затяжное молчание — директор обдумывал ответ, а Хината осторожно, очень осторожно рассматривала его лицо. Она не испытывала как такового страха перед ним, но предпочитала оставаться настороже — так бы вела себя в присутствии любого Каге, главы клана, шиноби высокого ранга. И это было почти правильно, почти комфортно — не как в последние часы прошлой жизни, на поле боя Четвёртой мировой, где животный ужас стискивал сердце в когтях, порождённый запредельными, необъятными для ума рядового чунина способностями врага. Альбуса Дамблдора Хината воспринимала, способна была охватить логической оценкой. Без деталей, быть может, но ведь это и всего-то третий раз, когда директор говорит именно с ней, один на один.