— У меня есть теория, — через стенку отсека перегнулся Вуд. Видимо, попытки отвоевать внимание масс (и мисс) у Флинта ему наскучили. — Гринграсс тебя сглазил на неудачи с Краучем, чтобы ты не свалил к мракоборцам и не бросил его.
Вскинув бровь, Рафаэль приспустил на кончик острого носа очки. Вуд тут же зажмурился и отшатнулся:
— Ну тебя, Гринграсс! Уж и пошутить нельзя!
— Это ты называешь юмором? — клуб тяжёлого табачного дыма повис над отсеком — к компании присоединился Флинт. — Мой дорогой Вуд, вынужден с прискорбием сообщить тебе, что юмор твой ещё хуже навыков общения с прекрасным полом.
Вуд зарделся, а следом зарделся и Брайан.
— Чтоб тебя только банши целовали, Флинт!
— Ах нет, старина, у тебя, как у Гринграсса, не получится…
— Что-нибудь интересное? — Брайан поспешно кивнул на газету, чтобы отвлечься самому и, что важнее, отвлечь напарника от спорящих приятелей. С Гринграсса станется проклясть обоих, а после, устроившись в зрительном зале с бокалом бренди, с гадостливым наслаждением наблюдать за попытками Вуда и Флинта снять порчу. Бесполезными, естественно.
Пожав плечами, Рафаэль левитировал газету ему. В благодарность улыбнувшись, Брайан проскользил взглядом по странице.
— «Группа фермеров из Уэльса предприняла попытку вывести гибрид гиппогрифа и кельпи. Одной магической фермой в Уэльсе стало меньше».
— Ба, даже у корреспондентов «Пророка» начало получаться шутить, — хмыкнул Флинт и пыхнул трубкой, добавляя дыма над столами Поттера и Гринграсса. — Вуд, а не организовать ли нам стажировку для твоего юмора в «Пророке»? Я могу переговорить…
— Сам себе стажировку организовать не хочешь?!
Они вновь принялись спорить, однако Брайн уже почти не замечал. Его внимание занял Гринграсс, который полностью сосредоточился на последнем нераспечатанном Брайаном письме в министерском конверте. По мере чтения Гринграсс отчётливо мрачнел лицом. Вуд и Флинт тоже заметили это, переглянулись с Брайаном и ушли. Сам Брайан извлёк из стола початую пачку лакричных конфет и подсунул поближе к напарнику. Тот не глядя взял конфету и отправил в рот.
— У нас в час пополудни работа, — кисло проинформировал Рафаэль.
— Что за работа?
— Провести беседу с мистером Эваном Розье, Хогвартс, второй курс. Причина: применение мистером Розье потенциально опасного для жизни проклятия к сокурснице, из-за чего мистер Розье был временно отстранён от учёбы и рекомендован к постановке на учёт в Отделе правопорядка, — по большей части прочёл Гринграсс и скорчил мину. Если бы не его очки с зачарованными стёклами, письмо уже точно бы истлело и осыпалось прахом. — Направление от Хоукинсона, нас назначил Крауч.
— Почему мы? — удивился Брайан.
Гринграсс передёрнул плечами почти с ожесточением:
— Не знаю. В десять Крауч хочет видеть нас у себя. Думаю, объяснит.
Вздохнув, Брайан достал коробку мармелада и вручил напарнику, а сам сверился с карманными часами. Те показывали двадцать минут десятого и идущую на убыль луну, положение планет и фазу солнечного цикла; на внутренней стороне крышки также высвечивалось, что матушка дома, отец в Манчестере, а Рафаэль Гринграсс — в Министерстве магии. Брайан закрыл часы и убрал обратно в карман, приманил брезгливо отброшенный Гринграссом конверт с погнутым краем. Внутри сиреневой обёртки Брайан обнаружил вкладку с сухим описанием происшествия в Хогвартсе, в котором был признан виновным юный Розье.
Брайан и так помнил; в начале весны в отделе было много пересудов о нём. Шутка ли — проклятие такого уровня в школе, ещё и под носом у Дамблдора! Настолько серьёзных инцидентов не случалось с открытия Тайной комнаты в сороковых. Флинт в марте много сокрушался на тему злой иронии судьбы: только-только профессора вздохнули свободно, выпустив взрывоопасных Беллу и Меду Блэк, трудного по всем статьям Рафи Гринграсса, нетерпимого Руди Лестрейнджа и ходячую неприятность Гидеона Пруэтта, как нате вам — кроха Розье отличился. Вот уж от кого точно никто не ожидал. От младшего Лестрейнджа, от Бёрка, от, прости Мерлин, холодной леди Цисси Блэк — да, но не от малыша Розье! Брайан живо представлял, как пыхтел и пучил глаза старик Слизнорт, пытаясь найти оправдания подопечному; как красочно возмущалась МакГонагалл; как сверкал глазами Дамблдор и кипел Джон Хоукинсон…
Последнего было жалко особенно — не с его пуффендуйской душевной организацией разбираться с подобными происшествиями. Хоукинсона ведь отправили в Хогвартс лекции почитать, чтобы подрастающее поколение хоть про законы, действующие в стране, немного узнало, да подготовить примерные группы для сдачи СОВ и ЖАБА — без лишних телодвижений, по планам Министерства. Сам Джон, малопригодный к оперативной работе, так радовался назначению… а тут пожалуйста, в школе творится такое, что не каждый месяц и во взрослом мире случается.
В итоге Хоукинсон поступил как истинный пуффендуец в стрессовой ситуации: вспылил, упёрся и выел всем мозг чайной ложечкой, продвигая свои моральные принципы. Те, разумеется, включали идеи перевоспитания неблагонадёжных подростков. В целом, Брайан был даже согласен с тем, что этот вариант лучше, чем просто наказание.
Тем временем Гринграсс расправился с мармеладом и, сверившись с часами, вернулся к лакричным конфетам. Убойные дозы сахара хорошо на него влияли — не заставляли цвести, конечно, розой, но улучшали расположение духа и, как следствие, понижали градус интроверсии до уровня возможности общения с малознакомыми людьми и даже откровенными чужаками. Заметив это ещё в школе, Брайан всегда имел при себе хотя бы немного конфет для товарища.
Он успел ответить на запросы, дочитать «Пророк» и сводку ночных происшествий аккурат к десяти. Переглянувшись — Брайан не удержался и скорчил рожицу, Рафаэль в ответ скривился, — напарники выбрались из своего сектора и, привычно стряхнув с себя чарами впитавшийся в мантии запах кофе и табака, отправились на ковёр к начальству. Ковёр, к слову, был дорогой — Флинт, большой знаток в бессмысленной трате денег, сравнивал его по стоимости с месячным содержанием квиддичного клуба второй лиги. Ковёр, по слухам, подарил глава Отдела транспорта Поллукс Блэк на вступление Крауча в должность в Правопорядке. Ходили и иные слухи, но Брайан предпочитал их не запоминать.
В кабинете начальства царило напряжение. Крауч сидел в своём величественном кресле, украшенном резьбой, и зло перебирал документы. На стуле перед его столом расположился Джон Хоукинсон, судя по скрещенным на груди рукам и упрямо выпяченной челюсти, с Краучем уже повздоривший. В стороне же от них, у входа, подпирал собой стену джентльмен непримечательной наружности.
— А, Гринграсс, Поттер, — буркнул Крауч и взмахом руки подозвал их ближе к столу. Повернувшись, Хоукинсон поприветствовал коллег, а вот непримечательный джентльмен даже лишний раз не моргнул.
Брайана молнией пронзила догадка, откуда мог явиться данный джентльмен. Судя по тому, как неприятно сощурился Гринграсс, догадка была верна.
Тем временем Крауч прекратил притворяться поглощённым поисками чего-то в ровнейших стопках бумаг, довёл их до идеальной параллельности-перпендикулярности граням стола и друг другу и поднял наконец взгляд на пришедших. Пригладил усы-щётку, мелко дёрнул бровями. Он выглядел уставшим и раздражённым, но под этими очевидными чувствами, видел Брайан, притаилась тревога.
— Касательно вашей сегодняшней задачи, — заговорил Крауч, глядя куда-то между Брайаном и Рафаэлем. — Нас вынуждают взять мистера Розье под формальное наблюдение; моя секретарь подготовит все необходимые бумаги, вас двоих это не касается. Вы должны поговорить с юношей. Разговор с мистером Розье должен пройти в дружественной обстановке. Подчёркиваю: я запрещаю вам давить на юношу. Спросите, что двигало им, но если он не захочет объяснять — не настаивайте.
Брайан вспыхнул мгновенно и открыл было рот, но раньше него взорвался Хоукинсон: