В разных концах Большого зала зазвучали всхлипы, нервные бормотания, какая-то девочка за пуффендуйским столом ударилась в полноценную истерику — старосте пришлось встать и вывести её из зала; мадам Томпсон вышла следом через боковую дверь. Дамблдор продолжил:
— Смерть Джона Хоукинсона служит нам напоминанием о непредсказуемости жизни. О том, что как бы молод, полон сил и надежд человек ни был, всё может оборваться для него так трагично и так внезапно. Поэтому я прошу вас, каждого из вас: живите. Полноценно проживайте каждый миг, наслаждайтесь каждым днём. Цените жизнь и друг друга.
***
В тот вечер в общей гостиной Слизерина было необычайно тихо — как, наверное, и в остальных. Младшекурсников быстро отправили спать, и Рею оставалось только гадать, о чём устроились секретничать старшие у камина.
У своей кровати тревожно копошился Снегг, мрачно поглядывая на Рея и Холмса поочерёдно. Злость подступала комом к горлу — «Что он себе позволяет?! Я ему помогаю, а он смеет так смотреть в ответ?!» — и Рей едва удерживал себя от того, чтобы вспылить; нервы и так были расшатаны новостью и речью директора. Поэтому, стараясь отрешиться от зырканий Снегга, Рей окликнул Холмса:
— Как думаешь, что случилось с Хоукинсоном? Тебе не кажется странным, что Дамблдор не объяснил причину его смерти?
Растянувшийся на своей кровати Майкл даже не повернул головы.
— Кажется, — проронил он тем своим тоном, который раздражал Рея больше всего: тоном «Не мешай, я думаю».
Рей сердито пнул столик с шахматной доской, на которой всё ещё ждала завершения партия. Холмс скосил глаза.
— Чтобы ответить на твой первый вопрос, Рейнальд, у меня недостаточно данных. Я не стану строить пустые теории, опирающиеся лишь на мои собственные домыслы.
— Знаю, — буркнул Рей и отвернулся, случайно пересёкся взглядом со вновь зыркнувшим Снеггом. Не вытерпел: — Чего смотришь? Есть, что сказать?
— Хочу и смотрю! — ощетинился Снегг, и на него со своей подстилки зарычал Сэр Дункан.
— Лучше пожелай не сердить меня, Снегг!
— Ты мне не указ, Мальсибер, понял?!
Шорох донёсся со стороны кровати Холмса — тот приподнялся на локте и задёрнул полог, отгораживаясь от соседей по комнате.
Сразу стало неуютно; Рей устыдился своего ребячества, пригладил волосы и решительно отвернулся от Снегга, опустился на колени рядом с псом. В голове закопошилась неприятная мысль: не надо было заботиться о Снегге. Стоило бросить его на растерзание Эйвери и Розье — так, глядишь, на самого Рея они бы обращали поменьше внимания, занятые более лёгкой добычей.
***
За завтраком на следующий день Рей всё ещё пребывал не в лучшем расположении духа. В Большом зале так и не сменили траурные цвета на привычные глазу, что не добавляло весёлости. В довершение, всем курсам жестоко перекроили расписание по причине того, что МакГонагалл, Флитвик, Кеттлберн и Стебль поделили между собой уроки защиты — так что теперь вместо обожаемой трансфигурации Рею и его одноклассникам предстояла с самого утра пара копания в навозе в теплицах, а затем ещё более убийственная история магии.
Именно об этом Рей раздумывал, зло пялясь на свиток с обновлённым расписанием, когда Холмс легко тронул его за плечо. Рей повернулся, и Майкл мимолётно указал вилкой на компанию Лестрейнджа, устроившуюся относительно недалеко.
Рей присмотрелся внимательней и неожиданно осознал, что никогда прежде не видел Рабастана настолько бледным, выбитым из колеи. Эшли что-то нашёптывал на ухо другу, но тот, казалось, почти не слышал — только кивал в такт словам, мял сосиски в кашу и обкусывал губы до крови. Наблюдавший за ним Дэвид Поттер скривился и пнул его под столом — Лестрейндж ответил шипением, и Поттер, бросив что-то короткое, вышел из зала.
Если подумать, Лестрейндж может что-то знать о случившемся с Хоукинсоном. Его отец сидит очень высоко, тесно связан с Блэками и Малфоями, которые обладают всей информацией и всегда. Кроме того, у старшего брата Рабастана много друзей в Министерстве, даже в Правопорядке…
Рей повернулся к Холмсу и приподнял бровь, на что тот серьёзно кивнул. Улучив момент, когда Эшли отозвала к себе Ева, Рей скользнул на опустевшее место рядом с Рабастаном.
— Привет, — осторожно обратился к пятикурснику, готовый в любой момент отпрянуть: с Рабастаном никогда не стоит исключать возможность неожиданного нападения.
— Чего тебе? — процедил Лестрейндж, продолжая бездумно перемалывать вилкой свой завтрак.
— Хотел спросить, как каникулы… но и сам вижу, что не очень, — Рей попытался усмехнуться с претензией на веселье, не получив реакции в ответ, спросил заметно серьёзней: — Что случилось, Рабастан? Я могу как-то помочь?
— Случилось дерьмо, Рей. Такое дерьмо… блядь… — Рабастан запустил пальцы в шевелюру, потянул себя за отросшие пряди. Его широко распахнутые глаза с ужасом глядели в пустоту — или в воспоминания о каникулах.
Рею так и не удалось добиться от Лестрейнджа правды. Возможно, она скрыта под непреложным обетом или иным подобным.
«К тому же ей вовсе не обязательно быть связанной с Хоукинсоном, — запоздало подумалось Рею, когда он кидал землю в горшки на травологии. — Это всё ещё могут быть последствия истории с нападением Розье на Хлою». Старший Лестрейндж не мог простить участие в подобном своему сыну — скорее всего, попросту дождался, когда тот вернётся домой, для полноценного наказания за защиту маглокровки. Это предположение поселило в сердце Рея угасший было страх перед встречей с собственным отцом.
Реджинальд Мальсибер не отличался лёгким нравом. Над его вспыльчивостью за глаза шутили, а вот в лицо боялись лишнее слово сказать. В переписке он ещё мог сдержаться, но вот стоит Рею пересечь порог отчего дома летом, вся ярость отца обрушится на его беззащитную голову. И поддержки ждать будет неоткуда…
«Нельзя это так оставлять», — подумал Рей, и именно эта проблема поглотила всё его не сосредоточенное на учёбе внимание. Для мыслей о Хоукинсоне в его голове не осталось места.
***
Для Хинаты траур не был чем-то новым. В свою бытность шиноби она видела смерть в самых разных вариантах и достойно овладела искусством принятия её. Шиноби не положено проявлять эмоции, химе такого клана, как Хьюга, — тем более. Когда грустно и больно — закройся в себе, внутри оплачь погибших, но лишь дадут миссию — будь готов отринуть чувства и делать то, что должен, без оглядки на собственные переживания.
Жестоко, быть может, но, признавала теперь Хината, так проще.
Она видела: нетренированных горе способно утопить. Больше других в своём окружении Хината беспокоилась за Лили: только недавно потерявшая любимого дедушку, она была так хрупка, уязвима, и новая смерть поблизости стала сильным ударом. Не было больше смеха, зарядок по утрам и пересудов с Марлин. Лили бродила по школе, как привидение, сталкивалась с людьми, бормотала что-то бессвязное и вновь терялась в потоке собственных чувств. Никак не реагировала на попытки Северуса и Марлин растормошить её, не слушала профессоров, всё пропускала мимо себя. Вот кому бы следовало больше внимания уделить той речи директора…
Пронаблюдав пару дней и убедившись, что ни своими силами, ни с помощью Северуса и Марлин Лили не справится, Хината решительно взяла дело в свои руки. И в первую очередь она временно отстранила от Лили «помощников».
Северус и Марлин, пусть и были очень разными людьми, на сложившуюся ситуацию отреагировали поразительно единодушно: гиперопекой над страдающей Лили. Марлин вилась рядом с подругой каждую свободную минуту, тараторила зачастую без особого смысла, пыталась утащить то погулять у озера, то посмотреть на новорождённых гиппогрифов профессора Кетлберна, то проследить за Джеймсом Поттером и его компанией, устраивавшими вылазки во всё более отдалённые коридоры и башенки школы. Северус, в свою очередь, усаживал Лили подле себя в библиотеке, пытался поить тёплым чаем, даже раз или два неловко обнял. Лили не отвечала ни одному из них ничем, кроме слёз и просьб оставить её одну. Друзья считали, она сама не знает, что ей нужно.