— Я знаю, что вы хотите ей помочь от всего сердца, однако, к сожалению, на данной стадии ваши действия не идут на пользу Лили, — перехватив ребят на очередной попытке «развеять» Лили, сказала им Хината. Северус нахохлился, Марлин уставилась на неё доверчиво, прося дать альтернативу. — Предоставьте это мне.
— С чего бы? — процедил Северус. — Что ты, Бенсон, знаешь и умеешь такого, с чем я не справлюсь?
— Мне знакомы смерть и горе, — негромко, мягко произнесла Хината. — Лили сейчас находится в опасном состоянии, и выводить её из него необходимо крайне осторожно. Пожалуйста, дайте мне время. Ваши любовь и поддержка очень понадобятся Лили, но чуть позже, когда она будет готова воспринимать их.
— Если ты так говоришь, Хлоя… — вздохнула Марлин, не имевшая привычки спорить с Хинатой. Для Северуса, к сожалению, она не обладала подобным авторитетом, но в конце концов сумела убедить его временно не вмешиваться в исцеление Лили. После того, как Северус пообещал, Марлин уволокла его на кухню за какао и зефирками, намеренная выплеснуть предназначенный подруге запас заботы на парня. Хината проводила их взглядом и, зная прилипчивость Марлин, решила, что всё время мира в её распоряжении.
Затягивать с решением проблемы, впрочем, она не собиралась, а потому сразу после уроков нежно взяла Лили под руку и увела в сторону от потоков учеников. Лили шла за ней послушно и безразлично. В этом и заключалась проблема: Лили заперла чувства в себе, не давала им волю — то, что шиноби практиковали со знанием дела, для неподготовленной девочки могло обернуться катастрофой внутри.
— Пожалуйста, поговори со мной, Лили, — ласково попросила Хината, легко сжимая руку девочки. — Я с тобой, я здесь для тебя.
— Я в порядке, — пробормотала Лили, отворачиваясь, слабо пытаясь выдернуть руку.
— Никто сейчас не в порядке. То, что случилось с профессором Хоукинсоном — это так страшно, — произнося слова мягко, Хината вместе с тем наблюдала за изменениями на лице Лили с цепкостью шиноби на миссии высокого ранга. Каждое микродвижение мышц подмечалось, трактовалось, влияло на линию разговора. Хината не могла сказать, что хороша в этом, но ей доводилось утешать и быть утешаемой. — Я много думаю о нём в последние дни, вспоминаю, как он старался на уроках, как улыбался на пирах…
— А я почти совсем не думаю о нём, — на едином дыхании выпалила Лили и залилась краской, спрятала лицо в ладонях. Девушки остановились, и Хината нарочно встала рядом с Лили, приобняв её за трясущиеся плечи. — Мне так стыдно… в смысле, я должна его пожалеть, он ведь был такой молодой… но я… я думаю о дедушке Эндрю, — Лили всхлипнула. — Я плохой человек, я знаю.
— Вовсе нет, — осторожно возразила Хината, обнимая её крепче. — Расскажи мне о своём дедушке.
Раздвинув пальцы, Лили поглядела на неё с недоверием пополам с испугом, словно сомневалась, всерьёз ли предлагает Хината. Та лишь подбадривающе улыбнулась в ответ и погладила Лили по спине. И тогда девочка несмело заговорила:
— Дедушка Эндрю не жил с нами, так что виделись мы не очень часто, но каждый раз был таким замечательным… Моя мама выросла в том доме в самом центре Дублина, и мне всегда нравилось приезжать туда на каникулы. Там какой-то особенный дух, понимаешь? Я очень люблю встречать Рождество в Ирландии — там как-то, ну, лучше, чем в нашем Коукворте… Когда мы с Пэт были маленькими, дедушка Эндрю наряжался то снеговиком, то оленем, приходил в дом с улицы, стряхивая с лысины снег, и объявлял, что принёс весточку от Санты. Мол, Санта прибудет позднее, а пока послал своего доброго друга мистера Фрости или мистера Рудольфа с конфетами. Как мы хохотали! Нам с Пэт доставалось по огро-о-омному мешку конфет и хлопушке, которые мы должны были использовать перед тем, как пойдём спать. Дедушка говорил, что по дорожке из конфетти Санта найдёт путь от камина до ёлки, чтобы оставить подарки… А ещё дедушка Эндрю катал нас на санках с горки, а в одну зиму договорился с кем-то из друзей и прокатил нас на настоящих санях, запряжённых конём. Это было так весело! Мы катались по заснеженной дороге, и дедушка рассказывал нам местные легенды: и добрые, и страшные, и поучительные… — задор, вспыхнувший было в глазах Лили, погас, улыбка сползла с лица, плечи поникли.
— Он был очень хорошим человеком, — сказала Хината.
— Он был самым лучшим! — воскликнула Лили и шмыгнула носом. Она отошла к окну, тяжело облокотилась на подоконник, и Хината вновь встала рядом, легко касаясь боком. — Я так по нему скучаю, Хлоя…
— Я понимаю, — прошептала Хината и обняла девочку за плечи.
— Мне очень-очень его не хватает, — всхлипнула Лили. — Когда была в этот раз дома, мне так хотелось снять трубку и позвонить в Дублин, услышать «Дом Келли, алло», — последнее она произнесла единым словом, глотая звуки тут и там, и тихо хихикнула сквозь слёзы. — У меня не очень хорошо выходит дублинский выговор.
— На мой взгляд, неплохо, — поддержала её робкую улыбку Хината. — Дедушка учил тебя говорить, как настоящая леди из Дублина?
— Ой, вряд ли б леди так говорили… — она опять попыталась воспроизвести слитный, в нос говор. — Можем спросить у твоего Мальсибера, он-то в леди понимает, небось.
— Можем спросить, — согласилась Хината, и Лили тут же смутилась:
— Ну, то есть… когда-нибудь потом, ладно?
— Конечно, Лили. Когда захочешь, — Хината пропустила между пальцами её длинные запущенные волосы. — Хочешь, пойдём в гостиную, и я заплету тебе красивую косу?
— Нет, не хочу, — окончательно стушевалась Лили, посмотрела за окно. — Мне и тут нормально.
— Тогда останемся тут, — ласково подытожила Хината.
После этого они каждый вечер после уроков вдвоём уходили как можно дальше от прочих обитателей замка, чтобы побродить в тишине по старым коридорам или же поговорить, устроившись на каком-нибудь подоконнике. Со временем Лили почти перестала плакать, делясь воспоминаниями о дедушке. Пыталась пародировать его акцент, хихикала, смущалась, но пробовала снова; как-то даже на рефлексе ответила таким образом на вопрос в классе трансфигурации, вызвав смех одноклассников и удивление профессора МакГонагалл. Лили это выбило из колеи, но Хината мгновенно пришла на помощь и заявила, что они с Лили интересуются разными акцентами и диалектами английского. Наверное, взгляд Хинаты был достаточно красноречив — профессор МакГонагалл не стала выговаривать за отвлечение от темы урока и даже посвятила несколько минут объяснению особенностей своего собственного выговора. Это подбодрило Лили, а Хинату тронуло и внутренне обязало, поэтому она задержалась после занятия и вкратце пояснила декану ситуацию с подругой. Профессор отнеслась с большим пониманием.
К концу второй недели терапии Хината начала осторожно подпускать к Лили Северуса — держать его в стороне дольше без применения силы не представлялось возможным; он — не Марлин, которая принимала любое слово Хинаты на веру и следовала её распоряжениям беспрекословно. Поначалу Лили отреагировала попыткой закрыться вновь, но мягкое, ненавязчивое подталкивание Хинатой и ею же прочитанные Северусу лекции о том, как именно себя вести, сделали своё дело: к середине мая Лили уже могла нормально, пусть и недолго, общаться с Северусом, втянулась в начавшуюся подготовку к экзаменам.
Убедившись, что подруга стабильна и что её можно доверить (не прекращая наблюдение и участие, впрочем) Северусу, Хината переключила внимание на иные дела, не терпевшие отлагательств.
Связь между людьми. Она всегда была одной из основополагающих сил Конохи, способствовала процветанию, а в тяжёлые годы и выживанию деревни. В мире магов связи были другими: зачастую либо слишком мало к чему обязывающими, либо сугубо меркантильными. Когда об этом задумывалась, Хината испытывала щемящую тоску по ощущению причастности к чему-то большему, глубокой связи с другими людьми. Эту пустоту она хотела заполнить студсоветом.