— Да, — отозвался Хорнби и на некоторое время затих. — Я последний… так что, наверное, должен обо всем рассказать. Если это вообще нужно рассказывать. И конечно, если память не подведет.
И он зычным голосом позвал из соседней комнаты бармена.
Вскоре появились напитки, а также мясной пирог для меня с пылу с жару. Так мы сидели, прихлебывали из стаканов, смотрели на весело потрескивающее пламя в камине и думали каждый о своем. Что касается меня, мысли мои были исключительно о бедных, несчастных ногах, которые наконец-то отогрелись и теперь нестерпимо зудели.
Неожиданно, без всякого предупреждения, Хорнби заговорил. При этом он пытливо меня разглядывал.
— Как много вам известно, мистер Толливер?
— Едва ли достаточно, сэр.
— Ну хорошо. В таком случае вы обратились по адресу. Я видел все собственными глазами, мистер Толливер, да. В те далекие и славные дни я был одной из пороховых обезьян капитана Макайвера и…
— Э-э-э-э, пороховых обезьян? — перебил я; с этим термином я был не знаком.
— Так называли мальчишек, которые, когда становилось жарко, доставляли черный порох из трюма пушечным командам. Вы слушайте, мистер Толливер. Я расскажу вам все с самого начала, если вам оно нужно — самое начало…
Я кивнул, одобрительно улыбаясь, и осторожно достал из кармана потрепанный блокнот в кожаном переплете и ручку.
— Мы шли с попутным ветром домой в Портсмут с нашей базы в Вест-Индии и по пути захватили в плен одного португашку, — сообщил Хорнби. — Шпиона.
— Шпиона, — повторил я.
— Да. И его язык очень быстро развязался. Кому же охота, чтоб тебя протянули под килем или облили кипящей смолой? Вот, и вскоре нам стало известно о коварном плане этого злодея Билли Блада, этого перебежчика. Он тогда командовал французским фрегатом.
— Речь о капитане Уильяме Бладе?
— Да, сэр, не многие из ныне живущих слышали это имя. А Старый Билл в свое время стал для нас настоящим кошмаром. При каждом удобном случае старался насолить лорду Нельсону. А план его был таков: наш исконный враг, испанский король, и этот французский выскочка должны были объединить силы, атаковать Нельсона, когда он будет идти на Трафальгар, и пустить на дно превосходящий их по численности флот его величества. И клянусь, план его сработал бы, если бы не героизм нашего капитана и некоторых пассажиров.
— Пассажиров?
— Звали его Хоук. Он был пэром, да, но из тех, что обожают приключения, а также прямым потомком пирата Блэкхоука. Он и мальчишка по имени Ник.
— Значит, лорд Хоук? — уточнил я, продолжая строчить в блокноте.
— Он давно умер.
— Извините, сэр, а как этот лорд Хоук оказался на борту «Мерлина»?
— Его маленького сынишку Александра украли ради выкупа французы. Это был такой метод у Билла: похищать детишек английской знати и требовать огромных денег за их освобождение. Хоуку стало известно, что Блад держит его сына на борту своего фрегата «Тайна», и он решил освободить сына. Была там какая-то загадка, связанная с пребыванием на борту его светлости, однако кэп Макайвер разрешил ему отправиться с нами. На борт он поднялся, насколько я помню, на Бермудах.
— То есть вы разыскивали этот фрегат, «Тайну», не просто с целью пустить на дно?
Хорнби утвердительно закивал.
— Мы выяснили у этого проклятого португашки, где может находиться корабль Блада. Более того, мы узнали, что Блад выгравировал географические координаты места на золотой подзорной трубе, и…
— Минуточку. Вы говорите — выгравировал на подзорной трубе?
— Точно. И заметьте, то была не простая труба, а та самая, которую этот негодяй стянул у лорда адмирала в ночь бунта! По словам этого чертова португашки, место, где Билл собирался атаковать наш флот, было настолько засекречено, что он нацарапал широту и долготу прямо на металлическом корпусе подзорной трубы. А поскольку к этому плану приложил руку сам Бонапарт, ловушка нас ожидала хитроумная. Нам необходимо было раздобыть подзорную трубу до того, как Нельсон и весь британский флот выйдут из Портсмута… И, клянусь Богом, мы справились!
— Но как?
— В этом-то и заключается вся история, а, мистер Толливер?
Отхлебнув из стакана, я спросил:
— А лорд Хоук, это он был главным героем? Ведь именно ему отведена центральная роль в рассказе Сесили.
— Прошу прощения, сэр, но это все тот мальчишка, который был с ним. Всего на год старше меня и тихоня такой с виду, но только с виду.
Тут старый моряк неожиданно откинулся на стуле и привалился к стене. Он был так погружен в прошлое, а стул казался таким неустойчивым, что я всерьез испугался, как бы Хорнби не упал и не переломал себе руки-ноги.
— Он тоже был пороховой обезьяной? — осведомился я, не отрываясь от блокнота. — На британском военном корабле?
Хорнби надолго замолчал, вспоминая события давно минувших дней и потягивая эль.
— Нет-нет, он был вроде как подопечный его светлости, этот юный Николас. Молодой, светловолосый, да. Он появился на нашем борту на Бермудах вместе с лордом Хоуком. Мы с Ником довольно быстро сдружились, все-таки ребята почти одного возраста. Мне тогда было лет девять или десять, а ему, думаю, одиннадцать. Когда наши корабли, то есть «Мерлин» и французский фрегат, обменялись разрушительными бортовыми залпами и встали борт к борту, мы с юным Ником незаметно перебрались на «Тайну». Ох и угораздило же нас влезть в самое пекло — вокруг визжала картечь и все такое. Ни разу, доложу я вам, за все годы, проведенные на море, я не видел такого кровопролитного сражения.
С каждой минутой старый моряк все больше оживлялся; он размахивал кружкой с элем в одной руке и длинной тонкой трубкой в другой. Где-то пробили склянки — ночь подходила к концу. Порыв ветра сотряс карнизы старого дома. Огонь в камине стал угасать, так что в комнате ощутимо похолодало.
— Прошу вас, мистер Хорнби, продолжайте.
С этими словами я поднялся и подкинул пару поленьев в затухающие угли.
— Да. Ник обещал своему опекуну, что во время боя будет тихо сидеть вместе со мной в трюме «Мерлина». Мне-то корабельный врач строго-настрого запретил высовываться — у меня было ранение в голову. Но внизу полыхал неслабый пожар, который всерьез угрожал пороховому погребу, так что оставаться в трюме было небезопасно. Вот, и мы с Ником бегом поднялись на три палубы и нос к носу столкнулись со Змеиным Глазом собственной персоной.
— Змеиный Глаз? — отозвался я, бешено строча в блокноте. — Впервые слышу о таком.
— Французский пират. У него вокруг глаз и на переносице были вытатуированы змеи. Страшный человек, правая рука (и кровавая рука!) Старого Билла. Когда команды сошлись врукопашную, он перескочил на наш корабль и погнался за нами на снасти. Мы вскарабкались на бизань-мачту и дальше на нок-рею. Но пират упорно преследовал нас с кинжалом в руке, и тогда мы прыгнули. Два судна находились друг от друга не дальше чем в шести футах, и мы оба удачно влетели в раскрытое окно на корме фрегата.
— Какая потрясающая история! — восхитился я. — И что дальше?
— Так вот, когда мы с Ником спустились по сходному трапу с кормы на палубу, то удивились, как тихо вокруг. Мы огляделись по сторонам и обнаружили, что на палубе нет никого, кроме мертвых и раненых. Пушки уже сделали свое дело, и теперь на юте — нам это было хорошо видно — дрались моряки с обоих кораблей. Там развернулось настоящее сражение, было не разобрать, где свои, где чужие; лишь изредка из этой свалки доносились радостные возгласы то на французском, то на английском. А еще мы слышали ужасный звон двух абордажных сабель, и если судить по звуку, с которым они скрещивались, жуткая там была рубка. Вскинул я, значит, голову: «Юнион Джек» [107]по-прежнему развевался на нашей мачте. Но и французский флаг, хоть и изрядно потрепанный, колыхался на верхушке их бизани. Отсюда я заключил, что Старый Билл еще не сдался, хотя мы и завалили его свинцом. И вот взяли мы себе с Ником по абордажной сабле у убитых матросов, поползли вперед и забрались на рулевую рубку, чтобы оттуда незаметно наблюдать за событиями на юте. Осторожненько так, отталкиваясь локтями, подползли мы к самому краю и посмотрели вниз, а высоты там было не больше десяти футов. Матросы с обоих судов продвигались к корме, чтобы хоть одним глазком взглянуть на схватку у штурвала и…