Частично проблема, конечно, состояла и в том, что это он всегда приходил к ней. Кроме одной отмененной встречи. Она посылала за ним — и он спешил на зов. Пылко и безнадежно, вот как сегодня. Отправлялся в эту чертову нору, мешанину, выгребную яму — Лондон.
2
— Столик на двоих, — впорхнув, сказала она. — На имя Кинч. Спасибо.
Филип заказал «мексиканское ассорти» и получил огромную квадратную тарелку, на которую, судя по всему, стошнило кошку — аккуратными кучками вокруг сложенного блина. Кучки были соединены тонкой полоской жиденького красного повидла. Среди съеденного кошкой торчало что-то зеленое.
Минерва молочно-белым ногтем сковырнула с зубов зернышко граната и раздавила его на скатерти. Крохотный ошметок красной плоти напоминал последствия вскрытия мелкого зверька.
— По-моему, миленький, вся проблема в том, что вы потеряли аппетит.
— Ничего подобного, — с жаром возразил он. — Очень вкусно, правда. В Девоне тебе такого не подадут.
Минерва приподняла руку.
— Филип, я не про еду. Я про вашу работу. Ну ладно, не просто работу, а тематику.
— А-а, — сказал Филип и подлил в бокал молдавского пино гриджио, изображая задумчивость. — А что именно?
Она по-учительски вздохнула.
— Мне самой нелегко, окей? Но давайте коснемся основ. Филип, почему вы пишете романы для детей, простите, юношества?
— Боже, ну и вопрос. Ну то есть… Вы же мой агент.
— Да, за грехи мои. Итак. Вы пишете для детей, потому что наделены уникальным пониманием травмы детства. Никто, то есть вообще никто и никогда не писал о сложнообучаемом ребенке столь проникновенно и поэтически, как вы в «Первом у финиша». Чудесная, чудесная книга. Совершенно заслуживает все полученные награды. Открыла новые рубежи. Заставила синдром Аспергера выглядеть круто.
— Последнем, — сказал Филип.
— Что-что?
— «Последнем у финиша». Вы сказали «Первом».
— Прошу прощения. Как бы там ни было, вы сделали всю эту область, ну, понимаете, неадекватных мальчиков, вашей вотчиной. Возможно, именно поэтому-то теперь никто больше такого не пишет. Своими пятью прелестными проникновенными романами вы сказали все, что тут можно было сказать.
— Ну, черт, даже не знаю. В смысле, в новой книге, по-моему, я вышел в совершенно новое, гм, измерение…
— Вы это о футболе?
— Ну, не просто о футболе…
— Футбол — это круто, — сказала Минерва. — Сразу плюс к продажам.
— Да, но книга, разумеется, на самом деле не совсем про футбол.
— Именно, и это Проблема номер один, окей? Миленький, вы когда-нибудь играли в футбол?
— Ну, нет, не то чтобы, но…
— Так я и думала. Но, собирались сказать вы, это неважно, потому что «Удаление» на самом деле не про футбол. Оно про ранимого приемного мальчика смешанных кровей и с проблемами в обучении, который хорошо играет в футбол и уверен, что настоящий его отец — футболист из Премьер-лиги. Поэтому он старается связаться с ним, оказывается отвергнут, а потом осознает, что ему не нужна отцовская ролевая модель, поскольку у него хватает своих внутренних сил. В общих чертах.
— Ну, да, и…
— И я не могу это продать, — сказала Минерва.
— Что вы имеете в виду?
— То, что я обошла этот город вдоль и поперек, на коленях. Я просила, умоляла, рыдала — и никто не хочет публиковать еще одну книжку про ранимого слабоумного мальчика. Даже если там есть футбол.
— А. — Филип отпил вина.
Минерва разглядывала его. Он был все еще хорош собой, в этаком стиле чуть помятого сельского викария. В нем до сих пор проглядывал серьезный улыбающийся молодой человек с фотографии на обложках его книг. Волосы не тронуты сединой, а что он до своих лет так и не научился прилично стричься, так оно даже трогательно. Кожа, правда, начала терять тонус — лицо напоминало по текстуре слегка залежавшееся в корзинке яблоко. Минерва на краткий миг более или менее профессионально задумалась, занимался ли он в последнее время сексом. Ну, скажем, с тех пор как премьер-министром был Тони Блэр. Она промокнула помаду бумажной салфеткой, вздохнула и взяла быка за рога.
— И, миленький, я только что видела показатели продаж «Цыпленка Уолдо».