Вечером прибежал взбудораженный и растрепанный дядя Марик. "Я должен с тобой посоветоваться", - сказал он моему мужу.
Оказалось, что тетя Люся по неосторожности проговорилась бабе Доре о приезде тети Маши. Баба Дора пришла в возбуждение и ультимативно заявила, что вот с тетей Машей-то она и улетит в Израиль. Никаких возражений баба Дора слушать не хотела. "Машенька меня знает, - говорила она, - Машенька меня уважает, Машенька мне не откажет: мы с ней вместе работали в железнодорожной больнице".
- Я не могу с ней спорить, - сказал дядя Марик тоном отчаявшегося человека.
- Ну, знаешь ли, - начал было мой муж, - тут одну неизвестно как отправить: у нее с документами фигня и с багажом полный бардак, а ты еще свою бабку суешь...
Но его прервала перевозбудившаяся тетя Маша, сообразившая, что на двух человек положено вдвое больше багажа. Конечно, она возьмет бабу Дору! Тогда она сможет взять еще 20 килограммов чего-нибудь! И неважно, что документы не в порядке - как-нибудь уладим: с евреями не спорят! И неважно, что завтра самолет, а в кассах нет билетов - достанем: это же еврейский самолет!
Не знаю, кто как, а я в эту ночь не смогла уснуть. Рано утром тетя Маша побежала на рынок и принесла еще 20 кг телятины. Заморозить ее мы не успевали, да и негде было: вся морозилка и так была набита до отказа. Везти телятину в свежем виде тоже было рискованно - могла испортиться. И тогда тетя Маша вспомнила дедовский способ: мы мочили в уксусе полотенца и простыни, посыпали их чесноком и заворачивали мясо. Таким образом, за время пути оно должно было промариноваться. Тетя Маша даже не допускала мысли о том, что это гастрономическое изобретение могут реквизировать на таможне.
Когда к полудню мы прибыли в аэропорт, баба Дора сидела на скамеечке в зале ожидания. Дядя Марик и тетя Люся бегали по всему зданию в поисках какого-то Аркадия, который пообещал им билет. Потихоньку собиралась публика. Отъезжающие и провожающие образовали очередь у таможенного терминала. Баба Дора задремала, дядя Марик и тетя Люся не возвращались, у тети Маши от перенапряжения начался нервный тик: она непроизвольно дергала головой в сторону. Уже шла регистрация пассажиров, когда появился дядя Марик с билетом. Бабу Дору растормошили, подняли и поставили в очередь. Со сна она не очень понимала, что происходит, и дрожала мелкой старческой дрожью.
К моему удивлению, сумки с мясом чинно проплыли через прибор таможенного досмотра, не вызвав никаких подозрений. Зато коробки конфет на мониторе, видимо, приняли за иконы, поэтому потребовали открыть чемодан. Застежки с визгом отскочили, и тщательно утрамбованные "приветы" выскочили из чемодана, как пружинки из поломанной игрушки. Работники таможенной службы брезгливо посмотрели на помятые коробки и попросили закрыть чемодан. Тетя Маша одна не справлялась. Нервный тик усиливался. Мой муж рванулся на помощь, но его не пропустили. Очередь начинала роптать. Таможенники были вынуждены оказать тете Маше содействие: один сидел на крышке чемодана и трамбовал задницей содержимое, другой помогал затягивать ремни. На бабу Дору таможня вообще внимания не обратила: у нее не было НИКАКОГО багажа. Как только наши дамы прошли таможенный досмотр, дядя Марик начал нервно дергать моего мужа за полу пиджака. Он заявил, что дальше смотреть не на что и вообще надо ехать домой.
- Постой, постой, - возразил мой муж, - это же только таможня! Сейчас еще будет пограничный контроль, и вполне возможно, что тебе твою бабку выбросят обратно через турникет. Кто, интересно, ее будет подбирать, если ты уедешь?
Все дальнейшие события мы наблюдали через отделявшую нас от пограничной зоны звуконепроницаемую стеклянную стену. Тетя Маша подволокла совершенно растерявшуюся бабу Дору к пограничнику и протянула ему два паспорта - свой и один из паспортов бабы Доры. Вид у пограничника стал озабоченным. Он куда-то ушел и вернулся уже с напарником. Между ними и тетей Машей происходил неслышный нам диалог. Тетя Маша что-то объясняла, они пытались понять. Видимо, отчаявшись что-либо объяснить, тетя Маша протянула им третий паспорт. Вид у пограничников стал еще более озабоченным. Видимо, отчаявшись что-либо понять, они провели тетю Машу и бабу Дору в отдельный зал, а сами удалились посовещаться. Мы перебрались на второй этаж здания и наблюдали за происходящим сверху. Дядя Марик периодически дергал моего мужа за полу пиджака и просился уехать. На лбу у него проступил пот. Под нами в стеклянном аквариуме находились два божьих одуванчика: почтенная тетушка и престарелая бабушка. Одна рефлекторно дергала головой вбок, другая мелко тряслась. Пограничники вернулись. Теперь их уже было трое. Один пытался объясняться, двое других пытливо сравнивали нарушительниц всех возможных государственных границ с имеющимися документами. Дело принимало серьезный политический оборот. Двое стражей границы остались караулить пойманных с поличным шпионок израильской разведки, третий побежал за начальником смены. Страсти в аквариуме накалялись. Пограничная служба тщетно пыталась взять ситуацию под контроль. Судя по мимике и жестам, тетя Маша внушала начальнику смены, что они с бабой Дорой просто-напросто только что свалились с Луны, но попали не в то место - им надо было совсем не сюда, а в Тель-Авив. А здесь они вообще случайно, и слава Богу, что хоть самолеты отсюда на Израиль ходят. Трясущаяся баба Дора, наконец пришедшая в себя, тоже не молчала. Она, судя по всему, объясняла, что вообще не знает и не помнит, как здесь оказалась, потому что живет она в Израиле и очень хочет домой, и слезно просит ее отпустить, а то здесь ей холодно и плохо.