Лишь бы это все кончилось.
Глава 3. Жажда смерти
Голоса смолкли. Боль во всем теле — тоже. Что нельзя было сказать о боли душевной.
Ладу никто не любит — это было понятно всегда. Никто: ни мать, ни младшая сестра, ни отец, которого Лада помнила совсем плохо, но оттого не переставала его любить. Она — любила. Они — нет.
Ни сын старосты, ни старая Фения, ни её бывшие соседи … Перечислять можно вечно, назвав всех когда-либо встреченных Ладой людей. Но разве от этого что-то изменится?..
Нет, не так. Её не то, чтобы никто не любит — никто просто не испытывает к Ладе никаких теплых чувств, той же симпатии или заботы. Только презрение. Омерзение. И чем Лада заслужила себе такую судьбу?
И почему её до сих пор не съело это проклятое чудище?
Чудище, которое, конечно, тоже не испытывает к ней хоть капли… может, сострадания?
Хотя зачем чудищу его испытывать?
Ладе вспомнился эпизод из детства, на тот момент ей было около десяти. Мама Лиады все никак не могла найти деньги на учебные книги для старшей дочери, и Лада являлась единственной, кому приходилось унижаться и просить книги у других ребят. Это было бы совсем не обидно, если бы в один из дней, когда мама свято клялась, что ищет деньги, на Лике не появилось новое красивое платьице и темно-сиреневые атласные ленточки в косах, под цвет ему. Платье, которое стоило в три раза дороже нужных Ладе книг.
Хотя… какая же это все-таки чепуха… Лика всегда отличалась немного капризным характером, а мама, наоборот, быстро ломалась и уступала младшей дочери.
Но почему же так обидно?
Лада вздохнула. Потом ещё раз. Потом вздохнула особенно горестно, жалея себя, раз никто кроме не желал её жалеть, и подумала о том, что ничего не происходит. Какая эмоция лежит в основе этой главы? Две прошлые эмоции полностью себя оправдывали.
На девушку навалилась усталость и какая-то сильная тоска. А ведь она надеялась, что ещё несколько дней назад будет съедена. Или хотя бы её сердце не выдержит той адской боли, которой подвергалось её тело. А она — до сих пор живая.
Почему?
И зачем?
Почему? И зачем? Я не знаю на это ответ.
Я жива — как же так? Горе — есть, а вот счастья все нет.
Счастья — нет. Есть тоска. Есть та боль, что порвет на куски.
Я — одна. Как всегда. Почему вы все так далеки?
В чем смысл жизни? Лада никогда об этом не задумывалась. Просто жила, жила… и была рада, что живет. И радовалась каждому солнечному лучику, каждой зеленой травинке, каждой песне неизвестной птички. Радовалась за успехи Лики, за своих бывших сельчан…
А чему ей радоваться сейчас? Для чего жить? В чем смысл её жизни? Радовать чудище?
Ну уж нет. О такой жизни она никогда не мечтала.
А о какой тогда мечтала?
…Я не знаю на это ответ.
Лада выглянула из пещеры. Ну и где то солнце, ну и где те птицы?
И — умереть. Почему так хочется умереть?
Кажется, Лада начинала догадываться об эмоции третьей главы.
Чудище хочет, чтобы она умерла. Как все просто! Но разве не Лада лично клялась своим бывшим односельчанам, что будет бороться?
А Лада всегда сдерживает обещания.
Она будто на автомате вылезла из пещеры. Ноги сами несли Ладу, куда-то влево, через заросли кустов. И Лада не могла им сопротивляться. Или просто не хотела?
Ноги стали управляемыми только на самом краю обрыва. Внизу ущелья находились огромные камни с острыми концами, которые вот-вот должны были стать последними, что Лада видела в этой жизни.
Ветерок ласково трепал заплетенные в светлую косу волосы Лады, выбивая из прически несколько прядок. Казалось, он шептал: «Прыгай» и легонько толкал девушку в спину.
Лада сопротивлялась. Тогда вечерок зашептал: «Ты все равно здесь никому не нужна. Ну же, милая, всего лишь шаг, и я подхвачу тебя. Ты избавишься от своих проблем… Разве не этого ты хочешь?»
Ладе казалось, что она сошла с ума. Девушка произнесла одними губами:
— Ты не знаешь.
На это ветерок, или же то, что Лада принимала за него, ответил:
— Я знаю все. Я знаю, как тебе плохо. Я знаю, что там тебе будет лучше.
— Ты не знаешь! — теперь Лада прокричала эту фразу, и ее голос эхом разнесся по всему ущелью, со дна которого тут же вспорхнула стайка птиц. Кажется, стервятники.
— Знаю, — также спокойно прошелестел ветер и снова подтолкнул тебе Ладу. — Тебе больно. Тебе очень больно, моя милая. И я это знаю. Ну же, сделай шаг… Один небольшой шажочек… Ну же, ну же, давай, сделай шаг вперед.
Лада послушалась и — шагнула. Но осталась стоять на обрыве. Теперь носки её сапог зависли в воздухе.
Она уже наполовину была внизу.
— Молодец, — прошептал ветер. — Послушная… Ты всегда была послушной… И сейчас будешь, верно, моя милая девочка?
— Я никогда не была послушной, — процедила Лада сквозь зубы.