Дробязко, сидевший на броне вместе с десятью чумазыми десантниками, начал беспокоиться: куда подполковник рвется, так можно напороться и на вражеский заслон. «Впереди только она, — вспомнил он о Марине, — а за ней — фрицы». Он хотел было постучать прикладом, чтобы механик-водитель остановил машину, но тут открылся люк, и перед самым лицом Дробязко выросла голова Кравцова. Командир полка оглядел окружающую местность — голые песчаные холмы, низины, поросшие кустарником и уже успевшие зазеленеть, подмигнул ординарцу:
— Порядок! Шибко они драпают. — И вновь скрылся в танке.
Дробязко не сдержался, крикнул в люк:
— Товарищ подполковник, разрешите доложить?
— Что случилось? — отозвался Кравцов.
— Так можно напороться на засаду — впереди одни разведчики.
Кравцов знал, что это далеко не так, что справа и слева полка долинами наступают другие части, они несколько опередили его и теперь уже прицелились на окопавшегося врага, и он, Кравцов, обязан поддержать их.
— Не волнуйся, Василий Иванович, все будет в порядке. — И они еще целый час шли без остановки. Потом он велел механику-водителю свернуть с дороги и остановиться в укрытии, в придорожном кустарнике. Десантники сразу соскочили с танка и начали окапываться. Вскоре подошла основная часть головного отряда, полк развернулся по фронту, оседлал рыжие холмы, чтобы завтра с разбегу ударить и вновь гнать врага. Танкисты увели машины для заправки горючим. Наступила непривычная для минувшего дня тишина, и все спешили использовать эту паузу для своих очень срочных дел. Дробязко вместе с саперами принялся благоустраивать маленькую избушку пастухов под жилище и НП командира полка. Он очистил ее от хлама, подмел, натаскал травы, устроил постель.
Отправив саперов во взвод, Дробязко решил опробовать постель — хорошо ли отдохнет уставший командир полка. Он лег с папиросой в руках: хорошо! Кум королю, сват министру. Глаза его сомкнулись, и он уснул мгновенно… В усталой Васиной голове начали беспорядочно воспроизводиться картины трудного марша… Ялта. Дробязко увидел город не таким, каким видел его с ай-петринского крутого подъема, а почему-то Ялта представилась ему по рассказам Амин-заде. Безлюдное море, безлюдный берег. Маленький парусный кораблик мечется в штормовом безбрежье, на палубе, залитой водой, стоит худой горбоносый человек. Это капитан-грек, рискнувший переплыть море в поисках новых богатств. Он в отчаянии — кругом волны, огромными слитками свинца накатываются на парусник. У грека дикое лицо, на кончике горбатого носа висит серая сосулька. Капитан что-то кричит матросам, но никто ему не подчиняется. Но вот полуживой грек, перевалившись через поручни, выдохнул из горла!
— Ялос! Ялос!
Повскакивали лохматые матросы — и к борту.
— Ялос! Ялос! — Они подняли на руки горбоносого капитана — он привел корабль к ялосу, береговой черте.
Только Дробязко не радуется. Он видит себя стоящим на горке и шепчущим: «Черти лохматые, за чужим добром примчались, вот я вам покажу ялос». Размахнулся камнем и бух по кораблику, только брызги полетели…
Потом он увидел Ялту, ту Ялту, которую обозревал, сидя на танке… Дорога крутой спиралью поднималась к облакам. Притихший город купался в лучах. Амин-заде (точно так, как и было наяву) кричал в ухо Дробязко: «Во-он, видишь?.. Это Ореанда. А это Ливадийский дворец! Видишь? Домик Чехова… Видишь? Вот не повезло нам, Вася, ночью проскочили Ялту. Я тут со всеми знаменитостями встречался… готовил им шашлык из вырезок, из лучшего мяса…»
Танк вдруг круто повернул, поднялся на дыбы и превратился в лошадь, игривую и дикую, прыгнул через воронку, копытами ударил по гравию и высек снопы огня, потом вновь превратился в танк, надрывно ревущий мотором. А снопы огня продолжали плясать (как и на самом деле было, когда немцы с воздуха бомбили колонну). Это рвались бомбы, но ни одна из них не попала в машину, только осколки пели над головой да горячий, душный воздух временами захлестывал дыхание (и это было на подъеме к ай-петринским пастбищам). Самолеты ушли, вокруг наступила страшная немота, и броня, на которой сидел Дробязко, сделалась мягкой-мягкой, и не было никакой возможности побороть сонливость…
Теперь Дробязко спал безмятежным сном, лишь рука с погасшей самокруткой, свисавшая с постели, чуть-чуть дрожала, как бы ища, за что ухватиться.