Сукуренко шепнула Амин-заде:
— Мир, теперь замри на месте, следи за мной.
Он знал, что командир взвода будет брать «языка», но попросил:
— Ты маленький, я большой, разреши, приготовлю отлично.
Она зажала ему рот, и он понял: не разрешит.
— Лежи, позову.
Бруствер окопа вырос внезапно. Сукуренко плотнее прижалась к земле. Катившаяся по черному небосводу звезда вдруг остановилась и задрожала на месте, будто желая, прежде чем превратиться в мельчайшие искорки, увидеть, что же произойдет сию минуту между этими людьми, застывшими возле окопа и воронки, и теми, кто находится в убежищах. Но звезда оказалась менее терпеливой: она взорвалась, и ее огненные брызги тут же погасли.
Сукуренко поняла еще днем: с этими гитлеровцами что-то произошло: или они нахалы — ходят по переднему краю во весь рост, — или пьяные, обезумев от спиртного, не соображают, что делают. Она нацелилась на них цепко, прикидывая в уме, как бы со своими ребятами могла накрыть их ночью. И вот теперь они рядом. Ветер дышал со стороны окопа, доносил запах сырой земли, винных паров и еще какие-то запахи: то ли грязного белья, то ли человеческого пота. Голова гитлеровца долго не показывалась над бруствером. Со стороны воронки послышался короткий вздох, будто кто-то внезапно захлебнулся тугой струей воздуха. Она поняла, что это Петя Мальцев с Родионом Рубахиным угомонили своего «языка» и теперь очередь за ней…
Из окопа выглянул Лемке. Он увидел перед собой человека.
— Вилли, это ты? — спросил он каким-то мягким голосом, — Спускайся ко мне. — Он хотел сказать, что одному сидеть в окопе чертовски нехорошо, но не успел: его голова попала в мешок, кто-то мгновенно скрутил руки, затем веревка обвила раза три тело…
Все это было сделано так быстро, так ловко, что Лемке не успел даже сообразить, что попал в руки советских разведчиков. Только когда понесли, понял, что случилось с ним. Он лежал на чьем-то плече, свесив голову вперед. Он почувствовал под щекой что-то упругое и догадался: «Бабе попался в руки!» — и попробовал вырваться, но его безжалостно огрели по ягодицам, и он на время успокоился. Потом передали в другие руки. Плечи этого человека были шире, мощнее… Его несли куда-то вниз. Остановились. Лемке услышал шепот:
— Мир, сядь на него, я уточню, куда отошли ребята.
И теперь уже по голосу Лемке точно определил: «Баба» — и тоскливо застонал. Амин-заде срезал ножом верхнюю часть мешка. Глотнув свежего воздуха, Лемке увидел перед собой живую глыбу в маскхалате, определил по местности, что находится где-то на середине «ничейной» земли. Он подумал, что, если сейчас выстрелить, то Зибель услышит, придет на помощь, тогда в перестрелке все может случиться — или убьют, или подвернется случай удрать. Его пистолет находился в руках темной махины, сидящей на нем. Он вспомнил о маленьком револьвере во внутреннем кармане френча. Это был подарок отца, привезенный из Турции, и он с ним никогда не расставался, но как достать, когда руки крепко связаны веревкой?
Лемке вдруг заплакал. Он рыдал навзрыд. Затем начал биться в истерике, потом вздохнул раз, другой и перестал дышать.
— Умер, — забеспокоился Амин-заде. Он потрогал холодное лицо немца, повторив: — Умер.
Он хотел было позвать Сукуренко, но не посмел, боясь нарушить тишину. Вспомнил, что разведчики возвращаются только с живыми «языками», а мертвые — брак в их работе и что во всем он виноват, Амин-заде безотчетно выдернул изо рта кляп, припал ухом к груди пленного. И когда приподнялся, чтобы вновь вставить кляп, получил сильный удар ногами в промежность, пошатнулся и упал, теряя сознание.
Шум заставил Сукуренко оглянуться. Ей показалось, что кто-то поднялся и прыгнул в заросли.
— Мир! — тихо позвала она. — Мир! — повторила Сукуренко, подбежав к уже оправившемуся от боли Амин-заде. — Что случилось?
— Ушел! — Амин-заде метнулся в лощину. Но поздно: лощина огласилась страшным криком, немцы открыли огонь из пулеметов и минометов. Завязалась перестрелка.
Они лежали бок о бок в случайно попавшейся воронке. Сукуренко встала первой, шагнула по направлению к своим. Она шла во весь рост, ни о чем не думая. Позади сокрушался Амин-заде. Она все шла и шла…
Кто-то позвал ее по имени.
— Это я, Дробязко… Петя Мальцев с Рубахиным притащили ефрейтора… Капитан Рубенов сказал Кравцову: «Ну и колдуны твои разведчики, Андрей Петрович. Чисто работают!»