Профессор задумался.
- Славик, а ты можешь приехать ко мне сейчас и подробно рассказать о своей тётке.
- В каком смысле рассказать?
Яковлев снова молчал, видимо, размышляя.
- Пожалуй, лучше будет, если ты мне назовешь её адрес, и я сам съезжу туда и во всём разберусь. Не возражаешь, надеюсь?
- Нет, - я сказал ему, где живёт тетка, он пообещал перезвонить позже и попрощался.
Разговор с Яковлевым отвлёк меня, я стал гадать, почему блюдце так заинтересовало профессора. Ближе к вечеру сходил погулять по кварталу и по возвращению домой совсем позабыл о тёте Тамаре. Каково же было моё удивление, когда в половине двенадцатого начал разрываться телефон. Я снял трубку.
- Алло.
- Славик, это Станислав Николаевич. Быстро беги к своей тётке, я уже выезжаю. Нельзя медлить. Они хотят подсунуть обменыша!
- О чём вы? - спросил я, однако ответом послужили короткие гудки. Я перепугался, без раздумий начал собираться. Мать, сидевшая у телевизора, с тревогой посмотрела на меня.
- Куда это ты на ночь глядя?
- Погулять, - ответил я. Однако скрыть возбуждение, охватившее меня, не получилось.
- Что случилось Славик? Говори открыто, я вижу, как у тебя глаза бегают.
- Некогда мама! - я уже стоял в прихожей и накидывал куртку на плечи.
- А ну-ка стой! - она бросилась за мной. - Никуда не пойдешь, пока толком не расскажешь.
- Значит, уйду без разрешения, - в этот раз я решил вести себя настойчиво, обулся и вышел, так и не дождавшись следующей реплики мамы. Видимо, мой ответ ввёл её в ступор - до того я ей всегда уступал.
Не стал дожидаться лифта, бегом спустился вниз по лестнице, добежал до остановки, пораскинув мозгами, понял, что кроме такси сейчас не на чем уехать, порылся в кармане и, обнаружив две мятые десятки - придется добираться пешком. Местами бегом, местами быстрым шагом, я пробирался через ночной город. Праздничная атмосфера ещё не успела развеяться: горели иллюминации, на окнах некоторых квартир висели блестящие гирлянды, изредка раздавался шум взрывов пиротехники. Снег серебрился, изо рта валил пар, редкие прохожие бросали недоумённые взгляды в мою сторону. Однако всё переменилось, когда я добрался до района тёти Тамары. На улице толпился народ, гудели сирены, отовсюду доносились невнятные крики и ругань. В ряд вытянулись два автомобиля милиции, машины пожарной и скорой помощи. Они остановились напротив подъезда тёти Тамары. Милиционер, стоявший внизу у дверей, подозрительно посмотрел на меня.
- Вы жилец этого дома? - спросил он.
- Нет, а в чём дело?
- Кто вы такой и зачем пришли? - всем своим видом милиционер показывал, что не собирается отвечать на мои вопросы.
- Здесь живет моя тётя. Она звонила и просила посидеть сегодня с ребенком, -начал с ходу выдумывать я. - Сама собиралась к кому-то в гости.
- А как зовут вашу тетю?
- Година Тамара Васильевна.
Милиционер переменился в лице.
- Она звонила вам сегодня?
- С ней что-то случилось? - теперь я решил добиться от него ответа.
- Я задал вам вопрос.
- Что с ней случилось? - повторил я, а сердце предательски щемило. Почему мне звонил Яковлев? Что не так с бородачом? А слова тёти о Лиде? Неизвестность страшила сильнее всего.
Я не стал дожидаться объяснений, вместо этого пошёл напролом, буквально втиснулся в дверь подъезда и бросился вверх по ступенькам. В пролёте между пятым и шестым этажами я увидел Яковлева, сидевшего на ступеньках и повесившего голову.
- Что случилось, профессор? - спросил я.
- Я опоздал, - с горечью произнёс он. - Если бы догадался сразу... Но кто мог подумать, что они избавятся от матери.
- Как избавятся? - совсем сбитый с толку я ошеломлённо смотрел на профессора.
- Тайные люди, невидимки, пьют неблагословлённое молоко, вместо проклятых матерьми детей подсовывают обменышей.
- Вы совсем рехнулись! - процедил я сквозь зубы, обогнул его, буквально влетел на шестой этаж. На лестничной площадке стояло двое пожарных, милиционер и закутанная в платок старушка, которую он допрашивал.
- Вы кто такой? - спросил один из пожарных.
- Родственник, родственник,- глаза заволок туман, когда я увидел, что дверь квартиры тети Тамары открыта нараспашку. Оттуда тянуло холодом, в коридоре стояли врачи с носилками. - Пропустите! - взмолился я, ворвался в квартиру. Внутри отчётливо различим запах газа. Сердце ушло в пятки. Только сейчас я понял, что любил тетю Тамару и её больную дочь Лидочку. Только сейчас!
Не помню, как я добрался до спальни. На кровати лежала, моя тётя, над нею склонился врач. Он взглянул на меня и опустил глаза. Мертва! - безмолвно сообщил он мне.
- А ребёнок, - с трудом выдавил я из себя и перевёл взгляд на детскую кроватку. Там лежало осиновое полено.
Лидочку так и не нашли.
<p>
Рассказ восьмой.</p>
<p>
Блазня.</p>
Когда Пётр Шаталов поднялся на пригорок, его очам открылся белый океан, снежная пустыня, гладкая, как мраморная плита, безмятежная, как августовское небо. Но стоило подуть ветру, как квинтиллионы крупинок взмывали в воздух, застилая взор, заволакивая всё вокруг аспидно-серой мглой. В такие мгновения уже на расстоянии вытянутой руки ничего нельзя было различить.
На горизонте же пустыня без резкого перехода сливалась с серебристо-серым небом, формируя полную картину громоздкого и поражающего воображение храма мертвой природы. Наблюдая открывшееся ему священнодействие без священников, Шаталов испытывал благоговение, к которому примешивался страх. Может зря он затеял поиски своего пропавшего друга на его даче? Пускай этим занимается милиция - в этой пустыни и самому заблудиться и замерзнуть насмерть недолго.