Выбрать главу

   Холодный воздух больно обжигал разгорячённое горло, сосуды в глазах полопались, белки наполнились кровью, стараясь хоть как-то защитить миндалины, Шаталов прикрывал рот ладонью, обернулся - позади никого, только дорожка оставленных им следов.

   "Он меня найдёт, нужно идти, поскорее возвращаться к машине, если не успею, меня постигнет та же участь, что и Лёшу с Машенькой!"

   Стараясь не обращать внимания на боль в горле, на мороз, пронизывающий до костей, Шаталов брёл по снежной пустыне в надежде выбраться отсюда живым.

<p>

...</p>

   На сороковой день поминать тётю Тамары пришло совсем мало людей. Помимо мамы, бабушки с дедушкой и меня, пришли её родители, брат, да какая-то подруга с работы. Было тихо, атмосфера царила жуткая, про Лидочку боялись вспоминать, а тут заявился профессор с Сашей. Они тихонько поздоровались, представились моими друзьями и сели рядом со мной.

   - Соболезную, - прошептала Саша. - О девочке что-нибудь слышно?

   Я отрицательно кивнул головой. Мрачный профессор только хмыкнул. Бабушка принялась из вежливости расспрашивать Яковлевых, мама подключилась к разговору и очень скоро начала переводить его в русло моего поступления в университет в этом году. Мне стало неприятно - могла бы подобрать и другой момент. Но вспомнив, сколько раз я обещал ей попросить профессора помочь мне с поступлением и всякий раз это обещание нарушал, понял, почему она не смогла сдержаться теперь. Мама волновалась за меня, а со своей покойной двоюродной сестрой она была не слишком-то и дружна. Разве можно винить её за это? Думаю, можно. Я решил как можно быстрее покинуть стол, чтобы не слышать подробностей разговора и не краснеть перед остальными. Профессор извинился и последовал за мной, не дав маме закончить. От этого мне немного полегчало. Мы вышли на лестничную площадку.

   - Не знаю, насколько это уместно, Славик, но я приехал сюда не только ради того, чтобы помянуть твою тётю. Подвернулось очередное дело, но если не хочешь со мной больше связываться, я пойму.

   - Вы-то здесь при чём? - пожал я плечами. - Мы с вами хотя бы пытались помочь, не смогли, но пытались. От этого больно, но теперь уже ничего не исправить. А с тётей я не был близок: спроси меня о ней за месяц до случившегося, я бы отозвался в самой нелестной форме.

   - Значит, ты со мной поедешь?

   - Поеду, только давайте договоримся точно, а то я на работу устраиваюсь, времени свободного немного.

   - Конечно, тогда я позвоню, - сказал профессор.

   После нашего разговора, сославшись на занятость, Яковлевы ушли. Вскоре стали собираться остальные. Окинув напоследок квартиру своей двоюродной тётки, я с тоской взглянул на то место, где стояла кроватка Лидочки, вспомнил вечер, когда всё случилось, и глаза наполнились слезами. Нужно уходить и лучше всего забыть о горемычных Годиных - толку от сожалений никакого.

   Вечером профессор созвонился со мной, и мы договорились совершить нашу поездку на выходные. Толком он мне ничего не рассказал, пообещав ввести в курс дела по дороге.

   В назначенный день на улице было на удивление тепло - нехарактерная для наших краёв февральская оттепель вынудила одеться соответствующим образом, напялив на ноги резиновые сапоги с голенищами чуть ли не по колено. Заметив мои сборы, мама поинтересовалась, куда я. Ответил, она тут же выразила желание поговорить с профессором.

   - Ты совершенно не думаешь о своём будущем, Славик. У вас с ним прекрасные отношения, он привязался к тебе - это сразу заметно. Так почему ты стесняешься поднять тему своего поступления?

   - Потому что я привязался к нему, - буркнул я.

   - Так тем лучше: нет ничего постыдного в том, чтобы попросить друга об услуге.

   - А я считаю, что есть. Тем более о такой. Он решит, что я общаюсь с ним из корыстных побуждений.

   - Из каких же побуждений ты с ним общаешься? - мама ощерилась, сейчас она мне совсем не нравилась.

   - Я тебе сказал из каких - я к нему привязался, как к родному отцу.

   Мать опустила глаза, нервно кивнула несколько раз и ушла. Похоже, я невольно задел её - она сильно переживала расставание с папой до сих пор. Не стоило об этом упоминать. Голова и так раскалывалась от мыслей, поэтому я попытался отрешиться от действительности, вышел на улицу и стал дожидаться Станислава Николаевича.

   Казалось, на дворе вторая половина марта: капель по-весеннему звонко отбивала ритм о железные навесы, на дорогах вместо снега образовывалась коричнево-серая мокрая каша, в светло-голубом чистом небе кружились стайки облезлых и похудевших за зиму ворон. Игравшая во дворе ребятня насквозь вымокла, а попадание увесистым мокрым снежком по голове могло оказаться ну очень болезненным. Я вышел на освещенную солнцем часть улицы, погреться в лучах, на душе стало легко и на время действительно удалось забыться. Холодный ветерок ерошил волосы, весёлые детские крики заполняли улицу, любопытные щенки, видимо, родившиеся зимой, с интересом изучали лужи, обнюхивали их, аккуратно, совсем как люди рукой, прикасались лапами к поверхности луж.