Он замолчал. Ида тоже молчала.
— Извини, что я так… расклеился, сам не ожидал. Ни с кем никогда не говорил о своей семейной жизни. Извини. Ненавижу нытиков. Мне всегда казалось, что между нами искра… маленькая такая искорка. Я могу сказать тебе… почти все.
Ида кивнула, не поднимая глаз.
— Ты устала? Отвезти тебя? — спросил Шепель после паузы.
— Не нужно, Андрюша. Просто вызови такси. Мне пора принимать лекарство, после него нужно полежать. Рада была тебя видеть, звони, не пропадай. Я как-то подрастеряла друзей в последнее время, тут и проблемы со здоровьем, и… то, что случилось летом. Никто никого не хочет видеть, мы как будто стали бояться друг друга… Почему, не знаешь?
— Думаешь, мы подозреваем друг друга? Кто-то что-то знает?
Ида пожала плечами и улыбнулась. Она еще больше побледнела, поникла и выглядела уставшей; под глазами наметились густая синева. Андрей подумал, что она похожа на больного ангела.
— Я позвоню тебе, девочка, — сказал Шепель, снова накрывая рукой ее руку. — Пообедаем вместе, не против? Поговорим о золотых рыбках.
Ида кивнула.
…Он усадил ее в такси, сунул водителю несколько бумажек. Стоял и смотрел вслед, пока машина не скрылась за поворотом. Потом вернулся в кафе, спросил еще кофе. Сидел, неторопливо отпивал и перебирал в памяти их разговор, разглядывая неподвижных золотых рыб в бассейне. Пытался вспомнить что-то сказанное Идой, какие-то оброненные вскользь слова или слово, истолковать и расставить по полочкам…
…Вечером за ужином Ида вспомнила:
— Толя, я сегодня видела Андрея Шепеля. Мы даже пили кофе в мегацентре.
— Андрея? — рассеянно отозвался муж, не выказывая особого интереса. — Как он? Как следствие? Нашли убийцу?
— Не нашли. Он говорит, время от времени позванивает следователю, спрашивает, но они ничего не знают. Я думаю, никого не найдут. Если до сих пор не нашли…
— Андрей в любом случае выйдет сухим из воды. Порода такая.
— Он тебе не нравится? — спросила Ида.
— Он мне безразличен. Надутый высокомерный тип… мы вели как-то одно дело, он нечестно играет. Прет, как бульдозер.
— Ты же говорил, что хочешь предложить ему совместный бизнес…
— Игорь отговорил, узнал кое-что о нем и отговорил. Он жесткий и неприятный тип, я думаю, Вита была с ним несчастна. — Игорь Костин был компаньоном Крамера.
«Жаловалась?» — чуть не слетело с языка Иды, но в последний момент она удержалась.
— Он к тебе приставал? — шутливо спросил Анатолий.
— Ко мне? — Ида рассмеялась. — Конечно! Приглашал поужинать в Английском клубе.
— А ты что?
— Обещала подумать. Сказала, спрошу мужа.
— Смотри у меня, — сказал Анатолий. — А то придется вызывать его на дуэль.
Глава 7. Монах в театре
Монах с торбой из «Магнолии» и Леша Добродеев переступили порог театра. Навстречу им уже спешил Виталий Вербицкий в черном фраке с бабочкой, похожий на директора дома ритуальных услуг. Лицо его было мрачным. Он троекратно облобызался с Лешей Добродеевым, протянул руку Монаху, которого помнил по печальной премьере, и сказал:
— Спасибо, что пришли, ребята! Наши все в Малом зале.
Они вошли в Малый зал. Гомон стих, все с любопытством уставились на Монаха. Артистов было человек сорок, они занимали первые ряды. Горели неяркие боковые бра, создавая эффект грота; было холодно и пахло кладовкой.
— Господа, позвольте представить нашего гостя, Монахова Олега Христофоровича, экстрасенса, целителя, парапсихолога и путешественника.
По залу пробежал шумок; народ привстал, чтобы рассмотреть Монаха.
— Экстрасенса и парапсихолога! — с нажимом повторил Вербицкий. — Лешу Добродеева, известного всем журналиста и старинного друга Молодежного, я думаю, можно не представлять, в нашем городе Лешу знает каждая собака.
Раздались жидкие аплодисменты; кто-то фыркнул. Добродеев поклонился, прижав руки к сердцу.
— Будет допрос третьей степени? — брякнул мужчина с бородой, сидевший на первом ряду. — Пара-психологическое давление на свидетелей?
Артисты захихикали.
— Арик, заткнись! — зашипел сосед мужчины с бородой, тощий парень в зеленом свитере.
— Ребята, ведите себя прилично! — одернула их хорошенькая девушка в норковой шубке, накинутой на плечи.
— Ляля Бо! — шепнул Добродеев на ухо Монаху, расплываясь в улыбке. — Инженю!