(«Она чиста, — сказал, улучив момент, сэр Артур, чуть склоняясь к Томасу, но не отводя взгляда от женщины. — Мои люди позаботились об этом. Между случившимся вчера и ею словно прозрачная стена. Но она не опасна»: и Томас ему поверил, и вот, согласился сопроводить мисс Хэвидж на базар).
Девять Фонтанов за годы пребывания тут британцев сделались никогда не засыпающим рынком, подобием тех восточных базаров, о которых Томасу доводилось лишь читать.
Вот только на восточных базарах «чудеса» были фигурой речи. А здесь боги и божки подмигивали с каждого прилавка. Каждая вещь несла на себе отпечаток их присутствия.
— Говорят, тут была пустошь — до того, как Смоллет поставил форт, — говорила мисс Хэвидж, рассеянно перебирая крупные разноцветные бусины на одном из прилавков. — Вымороченная земля, от которой не то отказались все здешние боги, не то просто оставили заброшенной, как место старых битв.
До ближайших строений города — больших, тяжелых, возведенных словно тысячелетия назад — было не меньше мили. А от черных, зеленых, синих стен, откосов и колонн сюда, почти вплотную к воротам резиденции британского генерал-губернатора, наползали наскоро сбитые склады, магазинчики, лавки, шатры, кабаки и курильни «светлояра» — как звали здешнее подобие опиума.
В отличие от курильщиков опиума, те, кто потреблял светлояр, не впадали в наркотическое отупение: просто разум их начинал работать на нескольких скоростях одновременно, не всегда совпадая с миром. Некоторые говорили, что, покурив, видят, как работают «умные вещи», — но объяснить не могли: сперва, в момент озарения, не хватало слов, потом — образов.
Лишь душеводы впадали от светлояра в прострацию и неспособны были работать по нескольку недель: разум их и язык заплетались, а заклинания перехода не срабатывали.
— Смотрите, какая прелесть! — воскликнула мисс Хэвидж, разворачивая над прилавком платок. Тот был из подобия местного шелка — вот только пряжу на него давали не насекомые, но рыбы.
— Видите линии? — продолжала Франческа. — Его соткали как весть о выигранном споре Плывущего-в-Скалах… И он спорил о нас, видите: «пришельцы с изнанки». Кажется, его оппоненты утверждали, что еще прошлой зимой у них — у нас! — случится катастрофа, из-за которой… погодите, не разберу… ах! Из-за которой «высокое место слабого отца займет сильная дочь».
Томас кашлянул. Пожал плечами, улыбнулся рассеянно, сказал:
— Госпожа Франческа, позвольте подарить вам этот платок.
И, не слушая возражений мисс Хэвидж, повернулся к продавцу. Тот, шельмец, почувствовав уже, в чем дело, кивал, помавал пальцами и заводил глаза. Томас не стал спорить: отсчитал несколько серебряных монет, ссыпал в протянутую желтоватую руку. То, что серебро тут дороже золота, оставалось непривычным до сих пор.
Мисс Франческа завернула плечи в платок, прижалась щекою к рыбьему шелку.
— Знаете, Томас, это так странно! У меня теперь словно две памяти. Нет-нет, это вовсе не значит, что время от времени во мне просыпается демон. Просто… — она поискала слова. — Просто иной раз я становлюсь книгой, которую в других обстоятельствах я бы всего лишь читала, понимаете? Как сложно объяснить… Я порой вспоминаю прошлое — как если в памяти остается необычайно яркий сон. Когда вспоминаешь нечто, зная, что этого не было, но тусклее оно от этого не становится. Так вот, иногда это неизвестные мне места и люди — а то и не люди, да. А иногда я словно вспоминаю, как видела того, кого хорошо знаю, но при обстоятельствах или в местах, где не могла их видеть.
Она остановилась, подняла к глазам ладони, всматриваясь в них, словно впервые.
— Вы знали, что в Железном лесу есть колодец, который ведет к водам жизни? А я его видела. В памяти. Вокруг стояли наши солдаты, инженеры Бладджета, он сам… и мой муж. А теперь даже не у кого спросить, нашли ли они, что искали.
«Нашли, — подумал Томас, вспоминая Александра Холла, мертвеца. — Определенно нашли».
Сегодня Гудвин Бладджет смотрел куда настороженней, чем в прошлую их встречу, — словно все, что случилось вчера с госпожой Франческой и ее несчастным мужем, провело между собеседниками черту: невидимую, но явственную. Переступать через нее теперь удавалось лишь с некоторым усилием.