Константин Петрович каждую неделю докладывал шефу о беспорядочном прорастании растений в ненадлежащих местах и предлагал принять меры, но видел в глазах начальства лишь радость отменно напроказничавшего и не пойманного с поличным хулигана. Так что коммерческому директору оставалось только смириться с непорядком. Смириться-то он смирился, но всё же выпросил у соседей старую газонокосилку и спрятал её в подвале — на тот случай, если шеф всё-таки наиграется и даст указание обрить несчастное здание.
Как и подобает самому организованному человеку в мире, чьей-то злобной насмешливой волей заброшенному в этот абсурдный балаган, Константин Петрович пришел на работу за десять минут до положенного срока.
— У меня в кабинете такой бардак, как будто там потопталась толпа Виталиков. И два маленьких Шурика, — заявил коммерческий директор, выходя в приёмную, чтобы выпить стакан превосходной холодной воды. Любимец публики, кофейный автомат, умеющий творить чудеса, был временно позабыт. Летняя жара вывела на первый план кулер.
— Это ветер, это просто ветер. Вы забыли закрыть окно на выходные, и дверь в кабинет тоже не закрыли, — пояснила Наташа.
— Не люблю лето, — заявил Константин Петрович, — мне кажется, что однажды летом я умру. Жара, духота, все уехали в отпуск. Из крана на кухне капает вода. Люди расслабились, разоделись, как на курорт. Никакого порядка. Никакой дисциплины. Хаос, анархия, смерть.
— А зима?
— Зима — это жизнь. Логика падающих на землю совершенных ледяных кристаллов. Бодрящий мороз. Короткий световой день, не дающий расслабиться и потратить зря хотя бы секунду.
— Помнится, зимой вы говорили совсем другое.
— Что же?
— Что снегопад — это непорядок. Что не должны молекулы льда валиться на голову прохожим без всякой логики, и что человеку с высшим экономическим образованием скакать в темноте по сугробам — унизительно.
— Надо же. Не помню, — пожал плечами Константин Петрович и нацедил себе ещё один стакан воды.
День только начинался, но жара уже вступала в свои права, прогоняла с улиц праздных гуляк, расставляла всех по местам не хуже въедливого Цианида.
Дом Мёртвого Хозяина, видимо, не очень любил такую погоду. Во всяком случае, внутри у него сохранялась приятная прохлада. А в подвале и вовсе можно было замёрзнуть.
Вращая глазами, из своей каморки рядом с душевой прибрёл Гумир. Видимо, ночь он провёл за компьютером, замёрз и закутался в первую подвернувшуюся под руку тёплую вещь. Это было махровое полотенце интенсивно-желтого цвета с изображением резвящихся котят, утят, крольчат и каких-то ещё неизвестных науке милых пушистых крошек.
— Как француз под Москвой, — поприветствовал его Константин Петрович. — У кого покрывало спёр?
— Там валялось, — неопределённо махнул рукой компьютерный гений, и добавил тоскливо:
— Только французов твоих, вроде, одним холодом под Москвой морили. А меня ещё и голодом.
Наташа заглянула в свой тайник в ящике стола, но обнаружила там только записку:
«Нас срочно на хавчик пробило, мы всё отсюда съели. Вернём с процентами.
Твои Гусевы.
P.S. Почему — вы, когда это мы?
Твои Гусемы!»
Хлопнула входная дверь, и в приёмную ворвался Лёва. В руках у него была большая коробка, на лице — непривычно умиротворённое выражение.
— Здорово всем, кому пирога свежего? — гаркнул он и бережно опустил свою ношу на диван. Затем, не дожидаясь ответа, принялся сбрасывать с журнального столика всё лишнее и ненужное. Потом сорвал с Гумира полотенце, тщательно протёр им стол, вытряхнул из левого рукава скатерть, из правого — острый длинный нож, поставил коробку на чудесно преобразившийся столик и жестом фокусника поднял крышку. Под крышкой дышал и жил, испуская превосходный аромат, свежайший мясной пирог.
— М-м-м! — зажмурился Константин Петрович. Он, кстати, сегодня не завтракал. Как знал, как знал!
— Вот ты какой, оказывается! — с завистью протянула Наташа. — У меня так не получается. Расскажешь, как делал?
— Да оно само, ваще-то, — смущённо признался Лёва. — Вчера вечером, значит. Сижу дома, смотрю в окно — там уроды какие-то ходят. Злят — но не бесят. Раздражают — но не настолько, чтобы пойти и действовать. Муторно на душе и непонятно. Ну, я пробежался по квартире, поорал немного, чтоб разобраться в себе. Хэви-металл врубил, думал, соседи придут ругаться — так нет. Все на дачах, в отпусках. Надувную боксёрскую грушу я ещё на той неделе с ноги убил. И как-то незаметно получилось, что я тесто замесил. Помял его, погонял по кадке, чтоб ему мало не показалось. Скалкой его как следует раскатал: пусть своё место знает. Потом взял нож, наточил. В холодильнике было мясо. Не удержался я, изрубил его мелко. Ту т вроде полегчало. Стою, смотрю — что со всем этим делать? Видимо, пирог. Кушайте, значит.