Сумеречник свернулся клубком у очага и так пролежал три дня. Всё это время Тари боялась выглянуть на кухню, прокрадываясь тихонечко лишь за едой, таская изредка фрукты из корзины на столе. Он запретил прикасаться к себе. Не стонал, ничего не просил. Не говорил вообще. Молча лежал, завернувшись в собственный плащ. Лишь на четвертый день девушка проснулась от того, что услышала плеск воды. Осторожно выглянув из комнаты, она увидела, что сумеречник поднялся с пола, стащил с себя одежду и промывает раны. Хотя сами раны уже затянулись. Он просто мылся, очищая тело от засохшей крови. Стал похудевшим и осунувшимся, под глазами залегли темные тени. И это – за каких-то трое суток.
– Аш? – осторожно позвала она.
– С голоду помрешь, если будешь такой трусихой, – уставшим хриплым голосом отозвался эльф.
– Ты ненормальный, – изумилась Тари, когда Аш убрал следы своего пребывания на кухне и смыл с пола размазанную кровь. Он шатался от слабости, но всё равно делал то, что считал нужным. Убрав последствия схватки, как в доме, так и на теле, сумеречник дошел до кровати и рухнул, как подкошенный.
– Там в кладовой еда. Не голодай больше, дуреха.
Потом, намного позже, Тари вспоминала эти дни и понимала, что момент она упустила. Аш ведь был действительно беззащитен в эти дни, и убить его не составило бы труда. Но она была настолько напугана, что и думать забыла о своей мести. И… волновалась за него все эти дни.
Только беда не приходит одна. Сумеречник еще не успел оправиться окончательно от ран, как заболела Тари. И наступила очередь друида испугаться. Ведь эльфы не болеют. Те эльфы, которых он знал, которым сам являлся – они не простужаются и не сгорают в лихорадке. Другой мир, тот, откуда прибыла девушка, накладывал свой отпечаток. Пока она не забылась в бреду, говорила, что это уже не первый раз. Там, откуда была родом Тари, эльфы болели. Только вот Аш оказался к этому не готов. Все свои силы он растратил на сражение и на регенерацию. В отчаянии, стискивая виски ладонями, он судорожно вспоминал, какими травами лечить лихорадку. Чем исцелять раны, неважно, боевые или ссадины от падения с ветки – это знакомо, это всегда под рукой. А вот с простудой, причем настолько серьезной, друид столкнулся впервые.
Насколько горек был отвар, Аш прочувствовал на себе, поскольку напоить ним метавшуюся в бреду Тари смог только изо рта в рот. Полтора суток он сидел над ней, словно заботливая нянька, вытирая испарину, меняя компрессы, вливая горькое лекарство в пламенеющие жаром губы. К утру второго дня лихорадка отступила, жар спал. Тари пришла в себя, выкарабкавшись из вязкой мути бреда. И первое, что увидела – тревожные усталые янтарные глаза на посеревшем и осунувшемся лице эльфа.
– И часто ты так болеешь?
– Бывает, – неохотно ответила девушка, зарываясь в подушки.
– Напугала, – тихо произнес друид, но эльфийка уже не слышала, забывшись сном. Впервые за двое суток нормальным сном.
– Ты уверена, что все идет как надо? – спросил Время.
– Конечно, смотри, он уже почти готов, – ответила Земля.
– Не нравится мне все это, – вклинилась Огонь.
– Тебе вечно все не нравится, – отозвалась Вода.
– Нравится, не нравится, идет как надо, идет как не надо. Какие же вы скучные, – зевнул Воздух.
– Тебе всегда и всё скучно, – отмахнулась от Воздуха Сущность.
– Вот только что скажет на нашу затею ифирин? – поинтересовался Свет.
– А что он может сказать, если он заперт? – равнодушно ответила ему Вероятность.
– И все же лучше под присмотром ифирина, чем в стальной хватке этого, – проронил Металл.
– Уж кто бы говорил про стальную хватку, – хихикнул Путь.
– Да хватит вам, – прикрикнула на всех Молния.
– И всё же мне кажется, что мы чего-то не учли, – вставил свое слово Итог, но его, как всегда, никто не услышал.
Принесенное из подпола сокровище благоухало на весь дом. Ароматно, вкусно, зимне-яблочно. Летние яблоки пахнут иначе, они пахнут теплом, и солнцем, и сладким медом. Осенние – богатым урожаем, щедрыми дарами. И только зимние яблоки пахнут юностью, дерзостью, ворвавшейся в снега.
– Какое чудо! – совсем по-детски запищала Тари разве что, не прыгая на кровати.
– Иди сюда.
Она сидела на его коленях, теплый пушистый плед укутывал ноги, весело потрескивал поленьями огонь в камине. Сидела в кольце его рук, чистящих яблоки. Аккуратные дольки обмакивались в плошку с диким медом и отправлялись ей в рот. И она, смеясь, облизывала эти медовые пальцы, требуя еще. Словно ничего вкуснее никогда не ела. Аш улыбался. Не насмешливо, а как-то тепло и тревожно. Словно боялся спугнуть момент. Зыбкое ощущение тихого счастья. Заливистый веселый смех, когда капелька меда текла по губам. Медовая девочка с непослушными пшеничными вихрами. Тепло пламени, жадно облизывающего поленья. Трескучий мороз где-то там, за окном, и не проникнет, не проберется сюда. И во всем этом звенящем спокойствии эльф был похож на раненую птицу, но он все еще мог улыбаться.
Она не понимала, совсем не понимала, почему сумеречник так подолгу задумчиво смотрит на нее. Или отказывалась понимать. Замечала, но не хотела верить, что он может быть таким, вытесняя этот теплый и тревожный образ совершенно другим – разъяренным зверем, ожесточенно убивающий своих врагов. Так было легче, так было проще бояться его и ненавидеть. И мечтать отомстить, сдернуть отцовский подарок с его шеи, когда он уже не сможет дышать. Могла ли Тари задавить в себе эту ненависть, эту жажду мести? Наверное, могла. Но вот хотела ли?
– Ты не сможешь вернуться. Из этого мира нет пути назад.
– Как же так? Я больше никогда их не увижу? Совсем никогда? – в глазах Тари стояли слезы. Настоящие искренние слезы, когда она узнала, что возвращения не будет, что она здесь не на прогулке, и это всё не временно, и больше никогда. Отец, мама. Друзья. Больше никогда.
– Не верю! Я тебе не верю! – бессильные кулачки колотились в грудь друида.
– Веришь ты мне или нет – это не меняет ровным счетом ничего. Назад дороги нет, я сам ее искал очень долго, но лишь убедился в том, что Перекресток не отпускает тех, кого поймал.
– Перекресток? Разве он существует? Это ведь сказка, просто сказка, – она была близка к истерике.
– Увы, но существует. И сейчас ты именно на Перекрестке миров. Ты в межмирье.
– Легенды говорят, что здесь сокрыта сила, способная управлять мирами, и, попав сюда, эту силу можно заполучить, – вернулась Тари к давно забытому разговору об этом мире, облизывая с губ мед.
– Легенды часто врут. Не врут, но сильно преувеличивают. Сила есть, но вовсе не такая, как в легендах, и уж точно ее не сможет заполучить каждый, – усмехнувшись, ответил Аш. Эльфийка за прошедшие месяцы успела примириться с тем, что больше никогда не вернется в родные края. Если и не смирилась, то, во всяком случае, не истерила больше.
– Откуда ты об этом знаешь? – в голосе прорезалось любопытство.
– Это же просто, девочка. Чтобы удерживать такую мощь, необходимо самому обладать недюжинной силой. Иначе она тебя поглотит. А если поглотит, то разве можно считать, что ты ее заполучил? Нет, скорей, она тебя.
– А ты бы смог?
– А я разве сильный? – Аш усмехнулся так, что у Тари побежали мурашки по спине. У него вообще были жуткие улыбки… клыкастые.
– Скорее страшный, – девушка перестала смотреть на эльфа и переключилась на поедание очередной дольки яблока.
– И на том спасибо, – рассмеялся друид.
Иногда Аш уходил в город, который лежал далеко за границами леса. Уходил дня на три-четыре, и Тари оставалась одна, маялась от скуки и… ждала возвращения своего пленителя. Нет, пару раз, конечно, попыталась найти путь к побегу, но лишь в очередной раз подтвердила догадку, что зачарованный лес ее не выпустит. Поэтому покорно ждала в одиночестве, каждый раз глядя вслед уходящему друиду, прокладывающему путь не по земле, а по деревьям, прыгая с ветки на ветку так быстро, что создавалось впечатление, что он летит между стволов. Так бегали стрелки в ее лесу, молниеносно и бесшумно. Не оставляя на земле следов.