Но вскоре на гладком, как стекло, камне что-то шевельнулось. Зеленый побег пробился сквозь базальтовую поверхность, ломая камень, поднимаясь все выше, превращаясь из тоненького стебля в дерево, обрастая корой, выпуская ветки и листья. Дерево поднялось выше меня, выше крестного, заполняя пространство над нами пышным лиственным пологом. Его широкие листья отливали глянцевым блеском, и я задохнулась от восхищения, когда среди зелени начали появляться цветы. Не мелкие цветочки бледно-пастельных тонов, как на наших лугах, а яркие, дерзкие и большие – шире моей ладони. Они распускались, как пышные юбки танцующих женщин, ослепительно-розовые и такие красивые, что у меня перехватило дыхание. Я никогда в жизни не видела столь насыщенного оттенка. Он был теплым, волшебным, неистовым… И я подумала, сколько же чудес лежит за пределами Гравьенского леса, сколько дивных открытий готовит мне мир. Я вновь ощутила пронзительный голод.
Когда дерево завершило рост, оно легко встряхнулось, словно сбрасывая усталость, и замерло в безмятежном покое.
– Тебе нравится? – спросил крестный с волнением в голосе.
– Я в жизни не видела такой красоты. – Я вскарабкалась на каменный выступ, чтобы рассмотреть дерево вблизи. – Как оно называется?
Он пожал плечами:
– Оно единственное в своем роде. Как ты его назовешь?
Я привстала на цыпочки и потянулась к цветку, но, услышав эти слова, резко отдернула руку.
– В каком смысле?
– Я пытался придумать что-то такое, что тебе точно понравится, и… – Он пошевелил пальцами.
Я посмотрела на темный ствол, на переплетение ветвей.
– Это дерево… Оно такое одно в целом свете?
– Да, – подтвердил он, довольный своим творением.
Я задохнулась, будто мне в грудь ударило тараном.
– Ему одиноко.
Мои слова повисли в воздухе жалобным эхом. Я знала, что значит быть одинокой. Не похожей на братьев и сестер. Избранной богом, но им же и брошенной. Отличающейся от других. Не такой. Не способной вписаться в любое пространство, которое занимаешь.
Его взгляд смягчился, словно он понял мою боль.
– Мы сейчас это исправим, – пообещал он и щелкнул пальцами. Один, два, три. Столько раз, что хватило на рощу, чтобы первому дереву никогда не было одиноко.
Когда он закончил, ближайший к нам склон превратился в цветущий сад с дивными оттенками розового и зеленого. Цветы трепетали на легком ветру, поднятом крестным. Он был как художник, сотворивший прекрасную картину на чистом холсте.
– Настоящее волшебство, – прошептала я и закружилась на месте, раскинув руки. Мне хотелось плясать от радости. Хотелось запечатлеть в памяти каждую деталь этой невероятно прекрасной рощи, которую крестный создал для меня.
– Это не волшебство, – сказал он.
Я никогда не слышала, чтобы он говорил таким резким и жестким голосом. Я удивленно застыла и обернулась к нему.
– Сила, – пояснил он. – Это разные вещи, разве не ясно?
Нет, не ясно. Я не сталкивалась прежде с волшебством и не представляла, что значит обладать силой. Для меня не было разницы между силой и волшебством. И то и другое не про меня. Что-то далекое, недостижимое, запредельное.
Крестный огляделся по сторонам и уселся на валун.
Его черный плащ распластался по черному камню, растекся темным ночным туманом. Он сделал мне знак присоединиться к нему, и я подчинились, пусть и неохотно.
– Волшебство – это ничто. Игры разума, ловкость рук. Нечто поверхностное, механическое. Да, оно требует определенного уровня мастерства, но это навык, который при должном старании может развить в себе любой. – Крестный протянул руку, и я чуть не свалилась с камня, когда он вытащил у меня из-за уха золотую монету. – Видишь? Монета всегда была где-то здесь. – Он зажал золотой кругляшок между пальцами и ловко спрятал его в ладони.
– И ты дал моей маме такие же спрятанные монеты? – Я отобрала у него золотой и попыталась повторить фокус.
Он ненадолго задумался и сказал:
– Да и нет.
– Тогда я, наверное, не понимаю, – честно призналась я, пробуя спрятать монету в ладони. У меня ничего не получалось. Каждый раз, когда я пыталась вынуть монету из воздуха, она вылетала из моей поднятой руки и с громким звоном падала на землю.
– Я не создавал эти монеты, они уже существовали. Но я и не прятал их в рукаве или в карманах. – Он развел руки в стороны, его плащ всколыхнулся и опал мягкими складками.
– Хотя под таким большим плащом можно было бы спрятать все, что захочешь, – заметила я, и он рассмеялся.