Но жадно ловившая каждое мое слово настороженная толпа услышала. Услышала и снова испуганно замерла. Вскоре из нее стали один за другим, тоненьким ручейком просачиваясь из задних рядов, выходить люди. Когда их набралось уже достаточно много, я обратился к привлекшему мое внимание своей дородностью и собольей шубой явно богатому купцу.
— Эй, любезный! Да, вы! Не стоит так оглядываться по сторонам, я обращаюсь именно к вам. Представьтесь, пожалуйста.
— Иннокентий Петрович Шорсов, купец первой гильдии, — поняв, что деваться особо некуда, сохраняя достоинство, вышел из толпы богато одетый купчина.
— Так что же, Иннокентий Петрович, значит, склады запирать ты не велел?
— Нет, не велел, — спокойно и с достоинством ответил он.
— Ну а кто ж тогда? Неужто сам захлопнулся? — я притворно удивился. Уже зная, что практически все склады были закрыты, я не сомневался — купец поступил, как и все.
— То приказчик мой Сашка расстарался, подлец, — давно поняв, что запахло жареным, принялся выкручиваться Шорсов.
— Брешет все! Сам! Сам мне сказал закрывать немедля! Как увидел, что соседский склад занялся, так и сказал! — раздался крик из недр оставшейся стоять на месте толпы.
Раздвинув широкими плечами толпу, вперед вышел невысокий, но плечистый и коренастый мужик в расстегнутом до пупа тулупе.
— Да как же я мог тебе такое сказать, коли я в портовом управлении был? — по-бабьи всплеснул руками демонстративно удивившийся купец.
— Врешь! Туда ты уже опосля побег!
Я уже начал жалеть, что отпустил рабочих по домам. Свидетели бы нам не помешали. Но, как оказалось, любопытных оставалось еще предостаточно.
— Не дело это, Александр Захарович, вину на других перекидывать, — донеслось до меня из-за спины.
Я оглянулся. За свитой и полицейским оцеплением беззвучно стояла никуда не думавшая расходиться толпа из рабочих.
— Ну-ка, ну-ка, иди сюда. Говори, что слышал.
— Самого разговора-то я не слыхал. А вот то, как едва пожар занялся и я к складу подбег, так видел, — непонятно ответил работяга.
— Что видел? — поняв, что рабочий закончил, уточнил я.
— Ну, того, как Александр Захарович с Сенькой, сучьим сыном, — сквозь зубы прошипел рабочий, — засов налаживали.
— Язык попридержи! С государем говоришь! — подскочил к говорившему стоящий неподалеку полицейский.
— Отставить! — остановил я уже замахнувшегося стража порядка.
— Что скажешь, Сашка? Было?
— Так я ж и не запираюсь! — развел руками приказчик. — Было. Как мне велели, так я и сделал.
— Ах ты, паскудник! На честного купца клеветать вздумал! — разъярился Иннокентий.
— Где ты тут честного купца увидал?! А ну покажи, дай посмотрю!
— Тихо! — остановил я начавшуюся перебранку. — Кто-нибудь слышал, как тебе склад закрыть приказали? Говори! Нет?
Сашка затравленно огляделся.
— Один я был. Но ведь приказал же! Приказал! Ей-богу, не вру, — вдруг распалился крепыш. — Хоть на кресте поклянусь, — и вправду достав из-под рубахи нательный крест, начал истово клясться он.
— Врешь! Христопродавец! Побойся Бога! — вскричал купец и, подскочив к Сашке, рванул того за рубаху. Оба повалились на снег.
— Разнять! Быстро!
Н-да, вот, значит, как. Купцы приказывают, а крайние у нас приказчики. Ну что сделаешь — не пойман, не вор.
— Значит, так. Тебе, — я указал на Сашку, — пятнадцать лет каторги и потом на поселение в Сибирь. Раз твои слова никто подтвердить не может, и слышать ничего не желаю! — резко сорвал с губ приказчика уже почти сорвавшиеся мольбы о милости. — Тебе, — я указал на немного помятого недавней потасовкой купца, — тридцать тысяч штрафа за то, что за приказчиком уследить не можешь.
— Ой-е, — завыл купец… — Не казни, государь, по миру пойду…
— Все слышали? — обратился я к городовым. — Увести в полицейскую управу! Где портовое управление?
Из толпы «невиновных» несмело вышли чиновники.
— Ну что, толстобрюхие? Небось и слыхом не слыхивали, что склады запирали? Я угадал? — оскалился я.
— Все так! Не вели казнить, государь! — тут же упал на колени один, а за ним и другие чиновники.