Итак, комсомольцы, туда, на Триполье, на Зеленого, которого только его собственная кровь может окрасить в красный цвет.
Итак, вперед, комсомольцы, на Зеленого, на Триполье, и пусть мирно и гордо развевается красный стяг над всей Советской Украиной, над всей рабоче-крестьянской страной!
За шестьдесят километров от Киева, там, где Днепр разливается особенно широко, оставляя на противоположном берегу болотистые островки и протоки, заросшие осокой и камышом, на холмах, высоко над Днепром, приютилось местечко Триполье. Там Зеленый, эсеровский демагог, сумел обмануть крестьянскую бедноту, подсунув ей, вместо сходного по форме лозунга диктатуры пролетариата, лозунг: «Власть — трудящимся», лозунг, загадочным образом нравящийся также буржуазии и кулакам.
А теперь мы последуем за уходящим в Триполье нашим отрядом.
Первая катастрофа
Настроение уходивших было все же не совсем спокойным. Действующий фронт представлял собой линию в несколько тысяч километров, и самые подготовленные военные части приходилось бросать на борьбу с белогвардейскими генералами на севере, востоке и юге. На «внутреннем» фронте — не менее опасном — приходилось использовать наскоро сколоченные отряды, в которых было немало подозрительных, недостаточно проверенных элементов. Их и должна была цементировать горсточка комсомольцев и рабочих.
Комсомольский отряд влили во 2-ой Киевский полк и распределили по ротам. Вскоре выяснилось, что политическое состояние полка не из блестящих.
Большинство его состояло из темных, несознательных красноармейцев, многие из них бывали раньше в антисоветских бандах. Они с самого начала похода почти не скрывали плохого отношения к советской власти и комсомольцам, находившимся в частях. Произошла одна из ошибок, которую трудно было предусмотреть на месте. В боевые способности такого отряда верить не приходилось, а между тем другие силы собрать в то время было почти невозможно.
Темная дума залегла в груди комсомольцев, шагавших по направлению к Триполью. Но назад пути уже не было: операция была срочной. Стиснув зубы, нужно выполнить боевой приказ.
Несколько сотен пар сапог мерно отстукивают торопливый марш. Десять, двадцать километров, тридцать километров отмерены и остались за спиной. Все ближе и ближе расположение противника, с каждой минутой возрастает опасность, все ближе и неотвратимей минута революционного боя.
— Ребята, сорок верст уже отмахали, вон там, впереди, местечко Обухово! — раздался чей-то оживленный голос. И в неуловимых нотках его сквозила уверенность в победе, презрение к врагу, боящемуся принимать бой и потому поспешно отступающему.
Вдали, на самом горизонте, показалось облачко пыли; оно росло и быстро приближалось, какой-то кавалерийский отряд скачет бешеным аллюром.
Прозвучали слова команды, отряд развернулся, готовясь принять первое крещение огнем.
Все ближе и ближе всадники… Кто они? Зеленовцы или…
— Ребята, свои!
Горстка кавалеристов остановила бешеный скок своих коней около командира.
Лучше было бы принять бой, сражаться, гореть в огне битвы, чем так вот, в привычном боевом строю, слушать страшный рассказ вестников горя, примчавшихся на взмыленных лошадях.
…— Вчера наш отряд из 150 коней въехал в Обухово. Бандитов — ни следа. Разместились по избам, легли спокойно спать. Под утро раздается громовое «ура» бандитов. Наши оказались захваченными врасплох… Не успели даже одеться, выбежать… Почти все перерезаны… Вот только мы из ста пятидесяти уцелели…
Спасшихся легко, слишком легко было пересчитать.
Налицо всего 8 человек.
Спаслось восемь человек…
Из ста пятидесяти.
Это — страшная расплата за неосторожность. Это — боевой опыт, правда, купленный слишком дорогой ценой. Было ясно, в местечке засели бандиты: спрятанные местным, в большинстве кулацки настроенным населением, вооруженные с головы до ног, они сумели обмануть бдительность нашего отряда.
Такова была обстановка борьбы в то время. Такова «техника» и «тактика» борьбы бандитской армии, дравшейся под эсеровскими «социалистическими» знаменами.