И он буквально потащил меня на дальний край аэродрома. Здесь, на территории недостроенного аэропорта гражданской авиации, теперь дислоцировался эвакуированный из Москвы Научно-испытательный институт Военно-Воздушных Сил Красной Армии. До встречи с Бахчиванджи я уже видел несколько старых друзей по прежней испытательской работе, по их рассказам знал, какие задачи решает НИИ. Их продиктовала война, опыт ведения воздушных боев. Сводились они в основном к совершенствованию летно-боевых качеств самолетов. Григорий же Яковлевич, пока мы шли по аэродрому, весьма относительно пригодному для проведения испытаний авиатехники, говорил мне совсем о другом. Оказывается, он назначен ведущим летчиком-испытателем совершенно нового самолета, подобных которому нигде еще не было.
Мы подошли к небольшой открытой площадке, на которой суетились люди в комбинезонах. У каждого почему-то был противогаз.
В центре плотно утоптанной площадки стоял привязанный к кольям маленький самолет. Бахчиванджи указал на эту кроху и почти торжественно произнес:
— Вот оно, будущее авиации!
Смотрю на это «будущее авиации» и, признаться, не пойму — шутит Григорий, что ли… Через открытые люки и капоты видна «начинка» машины — алюминиевые баки, трубы из нержавейки, баллоны с воздухом, вентили какие-то, краны. В кабине — кресло пилота, секторы управления двигателем и самолетом, приборная доска, пулеметный оптический прицел.
Бросаю взгляд на носовую часть — нет винта. И для двигателя нет места. Григорий Яковлевич показал на хвост. Ага, двигатель разместили там. Но уж очень он необычный, крохотный какой-то. Заметив мое недоумение, Бахчиванджи стал пояснять:
— Да-да, это двигатель. Основной и единственный. Ракетный он, жидкостный, однокамерный, с регулятором тяги, многократным запуском, с электрическим дуговым зажиганием. Тяга в полете создается при истечении из него раскаленных газов. Истекают они со скоростью около двух километров в секунду. Топливом служит азотная кислота и керосин.
Пристально посмотрел на меня, понятны ли, дескать, объяснения, и продолжал:
— Знаете, Петр Михайлович, как в народе говорят: мал золотник, да дорог. Так и наш двигатель. Силищу он имеет огромную. Взгляните вот на этот «горшок» — камера сгорания. Весит всего пятьдесят килограммов, а в полете обеспечивает мощность более трех тысяч лошадиных сил.
Григорий Яковлевич с нескрываемой радостью говорил, что сейчас, вот на этой площадке, проводятся последние контрольные испытания двигателя перед допуском его к летным испытаниям. Уточняется дозировка компонентов ракетного топлива, производится регулировка органов управления. Сам он тут же осваивает машину, учится «командовать» ею в воздухе.
— Двигатель таит и опасности, — сказал Бахчиванджи. — При неделикатном обращении он может задать хлопот в полете.
— Случалось уже? — спрашиваю.
— Случалось, — отвечает. — При первом знакомстве с ним, еще на заводском стенде. Запускали его, а он — трах! — и взорвался. Правда, мы отделались синяками да царапинами, кое-кто принял и душ из азотной кислоты…
— Не двигатель, а пороховая бочка, — говорю я.
— Ну нет, Петр Михайлович, это замечательная машина !
И пошел рассказывать..»
Дотошный человек наш Жора. Поди, инженеры от него стонут: пока не уяснит назначение каждого болтика, каждого отверстия или тросика — ни за что не успокоится.
Страсть к технике у Григория давнишняя. Трудовую жизнь начал помощником машиниста на паровозе в Приморско-Ахтарском паровозном депо в родном Краснодарском крае. Потом строил завод в Мариуполе, слесарничал. А когда увлекся авиацией, то сперва поступил в военную школу авиатехников, чтобы, как сам не раз говорил, познать самолет на ощупь. Познал отлично. Техником но вооружению был заправским. Но этого ему было мало. В воздух рвался. И своего добился, поступил в Оренбургскую военную летную школу. Окончил ее в числе лучших.
Командование сразу обратило внимание на его безукоризненную технику пилотирования. Высокое летное мастерство, глубокая техническая грамотность привели Григория вскоре в НИИ ВВС. Он стал летчиком-испытателем. Вначале работал на разведывательных самолетах, потом на истребителях. А спустя некоторое время ему поручили проведение испытаний новых авиамоторов в полете. Дело это очень тонкое и далеко не безопасное. Бахчиванджи был словно рожден для него. Моторы-то он не только по книжкам изучал.