– Хорошо, – тихо сказал Тристан, – но не забыли ли вы вашего обещания?
– Обещания? – пробормотала Женевьева в недоумении.
– Не быть жертвой в моих руках, но оставаться чувственной и страстной, как невеста в первую брачную ночь.
Она почувствовала, как у нее перехватило дыхание от его вкрадчивого голоса. Ее как будто захватил врасплох бурный сильный поток и она, не в силах справиться с течением, отдалась на волю волн и судьбы.
Наконец, Женевьева осмелилась поднять на него взгляд и посмотреть прямо в его темные насмешливые глаза, и снова она почувствовала их притягательную силу.
– Невесты не всегда бывают страстными, милорд.
– Я имею в виду, любящую невесту, – сказал Тристан.
Ее потрясла внезапная горечь, прозвучавшая в его голосе. И он отвернулся, как будто презирая ее, и начал с веселым смехом отпускать шутки в адрес своих людей.
Женевьева была потрясена. Ладони ее увлажнились, и она попыталась вытереть их о подол своей юбки. «Что происходит с этим человеком? – подумала она с испугом. – Он выражает ей свое презрение и дает понять, что не верит ни единому слову». Но тут же начинает поддразнивать и смеяться над ней. Женевьева чувствовала, как у нее горит все огнем от одного его взгляда. Как будто он захватил ее врасплох, уличил в чем-то. «Совсем не обязательно понимать его, – напомнила она себе. – Нужно просто заманить его в ловушку».
Обед был в самом разгаре, и голоса пирующих стали значительно громче, чем в начале. Эти люди слишком долго воевали, а вина на столе были слишком хороши и пища слишком вкусна. Они хрипло смеялись и отпускали непристойные шутки. Женевьева увидела Грисвальда и подняла руку, чтобы привлечь его внимание.
– Многие кубки опустели, принеси еще вина, – сказала она, когда он подошел ближе. – Эти люди сегодня празднуют победу, – добавила Женевьева, зная, что за ней снова наблюдает Тристан. – Заодно позови-ка фокусника.
Под пристальным взглядом де ла Тера она почувствовала, как ее щеки заливает румянец. Когда Грисвальд ушел, она обернулась к Тристану и встретилась с его взглядом.
– Если за всем этим что-то кроется, леди, – сказал он негромко, – вы будете горько сожалеть о содеянном. Когда мне верно служат, я плачу сторицей. Когда же меня предают, я не прощаю и не забываю предательства. Никогда.
Женевьева приподняла свой кубок и взглянула на Тристана поверх золоченного ободка, моля Господа, чтобы не выдать себя ни словом, ни жестом.
– Что же может здесь крыться, милорд? Какой подвох? Вы – завоеватель, вы – лорд. Здесь все принадлежит вам и все в вашем распоряжении.
– Похоже, вы слишком уж легко это принимаете, – сухо ответил Тристан. – Я не видел ни одного человека, попытавшегося хотя бы как-то защитить вашу честь, это несколько странно, не правда ли?
Женевьева потупила взор и, взяв в руку искусно сделанную трехзубую вилку, еще одно напоминание о ее матери, начала ковыряться в своей тарелке, гоняя по краю ее кусочек жареной баранины.
– Это совсем не так уж странно, милорд, – постаралась она ответить как можно небрежнее. У нас остались одни старики, ремесленники, да крестьяне, кому из них защищать мою честь?
Граф скептически приподнял брови и кивнул в сторону сэра Гая.
– Но, здесь же есть один молодой человек, которому я уверен, отнюдь не безынтересна ваша судьба. Я отверг ваше самоуверенное предложение стать моей женой. Он должен быть оскорблен. Все это время он не отрывает от вас своего взгляда, как привороженный. Но, все-таки, беседует со мной и жмет мне руку. Ситуация, я бы сказал, пикантная.
Женевьева легко улыбнулась Тристану, лишь слабая искра, сверкнувшая в ее выразительных глазах, выдавала сарказм сказанного.
– Вы имеете в виду сэра Гая? Он был другом моего жениха, убитого вашими людьми. Я знаю, что он очень тяжело воспринял смерть Акселя. И наше поражение. Но он предпочел сдаться, чтобы не видеть, как сгорают дома простых людей в пламени пожаров и, как гибнет урожай от того, что его – урожай – некому убирать. Большая часть наших солдат погибла, наши женщины, так убиты горем, что готовы сами принять смерть. Поэтому мы решили сдаться. Но я осмелюсь спросить вас, а что если ваш Генрих Тюдор никогда не займет трон, что тогда?
– Он станет королем, обязательно станет, – уверенно ответил Тристан.
– О, тогда он должен понять, что ему прежде нужно выиграть сражение у Ричарда. И свергнуть его. Но ведь это довольно непросто сделать, не правда ли? Эдуард IV оставил нам пять дочерей и хотя его сыновья пропали…