Женевьева прикрыла глаза, и с ее губ слетел еле слышный шепот, она дрожала всем телом:
– Пожалуйста, не причиняйте мне боли…
– В таком случае вспомните о своем обещании, Женевьева. В ту ночь вы обещали мне быть чувственной и страстной, как невеста. И я прошу вас не пытаться больше сделать больно мне. Ведь я перенес не только удар кочерги вашей рукой, которой вы прекрасно владеете, но и испытал всю ярость ваших кулачков, зубов, ногтей и колена.
Женевьева боялась открыть глаза, боялась поверить тому, что в его голосе послышались шутливые нотки. Но она ощущала его всем своим естеством, всем телом, всей кожей. Она пронзительно остро чувствовала этого мужчину, понимала его, ощущала его покрытые волосами ноги, его грудь, его стройные бедра, жилистые, с тугими мускулами, его пульсирующий мужской орган. Он оставался на ней, почти неподвижный долго, очень долго.
Внезапно тяжесть его тела стала меньше, он улегся рядом с ней, а Женевьева все еще не могла открыть глаза. Он снова прикоснулся к ней, но это его прикосновение было настолько легким, что она едва не выгнулась дугой, чтобы сильнее ощутить его. Его ладонь скользнула по ней, по ее животу, ниже, по бедрам и ягодицам легкими поглаживающими движениями, и вот его ладонь коснулась ее груди, он нежно обхватил ее пальцами, легонько поводя ими вокруг соска. Женевьева издала негромкий звук, последнюю попытку протеста, и в ответ Тристан зашептал что-то, чего она совсем не разобрала, но звук его голоса успокоил ее, и она осталась лежать неподвижно, дрожа под его прикосновениями.
– Успокойся… Расслабься…
Казалось, что длится это целую вечность, она лежит на кровати напряженная, дрожащая от его прикосновений и шепота. Она не сопротивлялась, она сдалась, она была просто не в состоянии больше сопротивляться. Все, что ей оставалось – это закрыть лишь глаза и отдаться его рукам.
Он был нежен и терпелив, и когда девушка задрожала, Тристан успокоил ее легкими прикосновениями. Она не выражала своего согласия… но страх медленно оставлял ее. Прикосновения его рук были успокаивающими и вовсе не болезненными. Как будто они играли на где-то глубоко спрятанном инструменте внутри ее тела, который не мог оставаться безответным…
Он колдовал при бледном свете луны, сочившимся через узкие окна… Терпение Тристана было бесконечным. Женевьева смутно понимала, что она сдается совершенно иначе, чем если бы она уступила его грубой силе. Его прикосновения… они пробуждали ее к жизни. Ее тело еще было холодным, но там, где он касался его, разгорался огонь, а где не касался – страстно желало его прикосновений. Не прикосновений Тристана де ла Тера – врага, но мужчины, лежавшего рядом с ней.
В каком-то уголке ее сознания, она помнила, кем он был, но это знание отступало все дальше и дальше под напором новых ощущений, не оставлявших места ни для чего иного. Она никогда не испытывала прежде ничего подобного, и сейчас чувствовала, что живет какой-то новой необыкновенной жизнью.
Она снова застонала, когда Тристан переместился, наклонил к ней свою голову, захватил губами ее грудь и нежно коснулся языком соска. Его движения усилились, вот он плотно сжал губами сосок и потянул, облизав его, но тут же ослабил свою хватку и снова легко коснулся языком ее груди. Женевьева не могла вспомнить, как ее пальцы оказались в его волосах. Бессознательно она приподняла колено и скрестила ноги, почувствовав нарастание сладостного ощущения внутри. Она вдыхала его запах, чистый, мужской запах мускуса и еще чего-то, и почувствовала, как медленно ее обволакивает туман страсти, как в тайном интимном месте накапливается желание.
Его губы скользнули по ложбинке меж ее грудей, задержались ненадолго там, и вот он обхватил другую грудь. Женевьева вздохнула. Ее руки упали на его плечи, и она с трепетом ощутила тугие мышцы под его кожей, ощутила всю их мощь своими пальцами. Как мужчина Тристан был просто великолепен: мужественный, стройный, сильный, прекрасно сложенный и… Вот он приблизил свое лицо… Какое-то мгновение пристально смотрел в ее глаза, и затем их губы встретились. Язык его прикоснулся к ее губам и с нежной требовательностью, разомкнув их, проник внутрь. Его губы широко раскрылись, а язык проникал все глубже в рот. И Женевьева ощутила, как все ее тело наливается приятной тяжестью, а внизу живота возникло ощущение горячей пустоты. Она желала его. Она могла ненавидеть Тристана, но чувство, которое она испытывала, было неподвластно ненависти.