Жогин кивнул. Полковник, конечно, не ошибался. Следствия их находки тянулись в будущее, и было будущее зыбким и неопределённым, но сулило… много чего сулило, и не только прибыль. А ещё оно требовало работы и денег, потому что такие исследования на коленке не делаются, и эта мысль тревожила его уже не первый день.
— Вижу, думали об этом, — сказал полковник, внимательно изучавший смену настроений на лице Жогина.
— Конечно, — согласился Илья Витальевич.
— И я думал, — сказал Иван Иванович. — И продолжаю думать, и понимаю… — он в сомнении оскалился, потом решился: — Нельзя это дело в Москву передавать. В его теперешнем виде, я имею в виду. Волна поднимется, высокая, крутая, и лучше бы её оседлать. Столичные начальники ребята ушлые, сразу под себя всё подомнут. Им, Илья Витальевич, только палец покажи, тотчас же руку открямзают по самое по плечо. Тру?
Жогин снова кивнул. Мысли, что излагал Хо́мяк, были настолько тривиальны, что не стоили напряжения его голосовых связок.
— Вижу, что понимаете, — сказал полковник. — Я, собственно, и не собирался вас от дела отодвигать. Обидитесь, трезвонить начнёте, до верха, — он ткнул пальцем в потолок, — дойдёт. Мена на пенсию выпрут, георгины выращивать, а вас… Я-то, извините, не сталинский сокол, команды ликвидаторов не держу. Да и не по мне это. В чём вы-то виноваты?
Жогин дёрнул подбородком. Воротник куртки, которого он до этой минуты не замечал, больно впился в шею, словно желая лишить его воздуха. Полковник, по всему выходило, лукавил. Была у него такая опция, а уж у высокого начальства — наверняка. Не убьют, так зашлют на край земли. К примеру, смотрителем маяка, и качай там права перед чайками. В перерывах между водкой и отскрёбыванием их дерьма от стёкол и зеркал.
— Ага, — довольно произнёс Хо́мяк, — прониклись? Осознали, куда залезли? Вы, главное, не переживайте так. Не реализовался этот вариант покуда. От нас с вами зависит наше будущее.
— Да, — Жогин сглотнул.
— Водички? — участливо осведомился Хо́мяк и набулькал в стакан из графина. — Или покрепче чего?
— Покрепче, — попросил Илья Витальевич. С благодарностью принял стакан с виски, выхлебал, закусил рыбкой. У полковника, видимо, совершенно случайно, в сейфе и выпивка оказалась, и закуска. Уже на тарелочке и тонко нарезанная. Хо́мяк не стал чиниться, тоже принял, выдохнул, откинулся на спинку кресла.
— Водки, гм, мы вместе выпили, — сказал он, — теперь можно поговорить. Как соратники поговорить. Вы не против?
— Нет, — ответил Илья Витальевич. — Совсем нет.
— Ну и отлично! — обрадовался Хо́мяк. — Скажите мне, любезный Илья Витальевич, что вы думали делать со всем этим? — он сделал над головой неопределённое движение рукой. — Есть у вас какие-то намётки? В кооперации со мной, — он улыбнулся. — пардон, моей службой, их реализовать будет легче? Как думаете?
— Непременно, — сказал Жогин. На самом деле, поиск союзников в верхах был частью его плана, и предложение полковника оказалось весьма кстати. — Мысли у меня есть. Во-первых…
***
Домой Жогин вернулся уже на закате. От въедливости Хо́мяка сводило скулы. Они извели чуть не пачку бумаги, спорили и ругались, насколько вообще могут ругаться между собой малознакомые люди. Но и голова у полковника оказалась светлая, а иначе он и не достиг бы своих чинов. Враки, что полковниками становятся только сыновья генералов, некоторые и сами добираются. Во всяком случае, к вечеру был готов план действий на первое время. Направления изысканий, список привлекаемых специалистов, материальное обеспечение… Жогин с Хо́мяком распределили обязанности, источники финансирования, логистику и ещё кучу вещей, о которых редко задумывается обычный человек, живущий обычными заботами. Прощаясь, полковник был бодр и энергичен, а у Жогина ужасно разболелась голова.
— Давление, — определил Иван Иванович, усаживая Илью Витальевича в машину. — Попейте от него чего-нибудь. А лучше, — он задумался на миг, — давайте запишу вас в нашу санчасть? У нас доктора не штатским чета!
— Знаю я докторов, — морщась, ответил Жогин, — выпотрошат и высушат, и фамилию не спросят. От одних названий голова разболится.
Он снова сморщился, потёр затылок.
— Зато потом как новенький будете, — сказал Хо́мяк. — Впрочем, дело ваше, но — советую.
— Да, конечно, — ответил Жогин. Спорить не было сил.
Контора Хо́мяка пряталась за городом, среди строений промзоны, и за время дороги Илья Витальевич пришёл в себя. Слегка ломило виски, но обруч, стягивающий голову, пропал.
— Где ты был? — встретила его Марина, и вид её Жогину не понравился.
— Дела, — сказал он. — Что случилось?
— Дела-а, — повтороила Марина. — Пока ты где-то дела делаешь, твой сын… сын…
Она всхлипнула. Сердце Жогина рухнуло куда-то в кишки. Он похолодел.
— Что с Артёмкой?!
— Иди, посмотри, — сказала жена. Щеки её тряслись.
Иди и посмотри. Жогин облегчённо выдохнул. Случись что серьёзное с сыном, Марина так бы себя не вела. В доме толклись бы врачи, медсёстры, бегала бы прислуга. Значит, что-то натворил.
Быстро, не без суеты, Илья Витальевич поднялся на второй этаж и вошёл к сыну. Пахло рвотой, Артём в трусах и одном носке лежал на животе поперёк кровати, свесив голову вниз.
— Фу-х, — выдохнул Жогин, — ну и вонища!
— И это всё?! — прошипела жена. — Вонища?!
— Он пьян, — пожал плечами Илья Витальевич.
— Он ребёнок! Ему всего четырнадцать!
— Да, рановато так напиваться, — сказал Жогин. — Ты что предлагаешь-то?
— Что-то делать, — зло заявила Марина. — Это вы, мужики, пьёте. Ты должен знать, что делать.
— Проспаться для начала, — сказал Жогин. — Сейчас с ним говорить бесполезно.
— Какой ты бесчувственный чурбан! У тебя ребёнок страдает! Кто его напоил? Найди, сделай что-нибудь!
— Ну, не сегодня же, — примирительно сказал Жогин. — Ночь на дворе. Завтра Артём придёт в себя, спросим.
Артём завозился, замычал, его снова вырвало. Фисташки и сухарики, определил Жогин. Всё понятно, пиво — и много. Марина кинулась к Артёму, схватила за плечи, затрясла:
— Артёмка, сынок, кто так тебя? Скажи, мама накажет!
Сын открыл глаза, пьяно улыбнулся:
— Ы-ы-ы… Ма-ик! — ма… - и захрапел.
— Убрать бы надо, — сказал Илья Витальевич. — И тазик поставить. Если ночью плохо будет.
— Уж уберу. Вечно я за вами убираю, — выпрямилась жена. — Здесь буду спать. Сыночек…
Она погладила Артёма по макушке.
— Завтра поговорим с ним, выясним. Наверняка у кого-то из приятелей день рождения был.
— Нарожали козлов, — сказала Марина. — Таких надо в роддоме топить, как котят!
Илья Витальевич промолчал. Разве женщине, когда она в таком состоянии, что-то объяснишь? Кого она топить собралась? Мальчишек, таких же, как её сын? Что, насильно в него пиво вливали?
— Завтра, завтра, — сказал он. — Пусть спит. А завтра я с ним поговорю.
— Ты уж поговори, — угрюмо глядя на него, ответила жена.
— Да уж поговорю, — пообещал Жогин.
Но так и не поговорил. С утра за ним приехали от Хо́мяка. За ночь у полковника возникли разные мысли, и тому срочно понадобилось их высказать. Вечером Артём страдал и глядел виновато, и говорить с ним не имело смысла. Потом молчаливая Планета в пещере взорвалась вдруг обилием радиопередач. Это значило… это много что значило, не считая уже того, что на ней оказалась разумная жизнь. Илья Витальевич закрутился и забыл о своём обещании…
Часть вторая. Планета
Глава 9
Рассвело, и налетел ветер, покрыл рябью гладь Песчанки. Сторожок дёрнулся раз, другой — и снова замер. Сорби не сдвинулся с места. Похоже, рыба устроила себе выходной, за весь вечер и всю ночь только одна поклёвка и один полосатый красавец в сетке, что спрятана в траве, да и того, наверное, придётся отпустить. Уж слишком он маленький. Ничего, вернуться пустым даже лучше, чем прийти с одной маленькой рыбкой. Можно сделать хитрое лицо и сказать: «Не за рыбой ходили!», — а там думайте, что хотите. Жаль, что это будет только пыль в глаза, сам-то Сорби знает, что он ходил именно за рыбой. Ходил и ничего не поймал, чего уж говорить об остальном?