Подобных подвигов было много. О них писали газеты и рассказывали анекдоты. Для смутьянов Соколов стал злейшим врагом, а якобы прогрессивные писаки пачкали свои издания клеветой на гения сыска.
Одному из таких борзописцев, некоему Шатуновскому-Беспощадному, граф засунул в глотку газету с его гнусным фельетоном. Это было справедливо. Не убивать же всякую рвань на дуэли!
Соколовым восторгались все — от вокзальных извозчиков и городовых до львиц высшего света и провинциальных барышень.
Последние раскупали открытки с портретом красавца сыщика и в минуты уединения любовались его мужественной красотой, впадая в нескромные мечтания.
Итак, в канун земских торжеств собралось все высшее полицейское начальство Империи, корпуса жандармов, Генерального штаба и охранного отделения.
Главными были два вопроса: подготовка указа о борьбе с народным пьянством и обеспечение безопасности Государя и Августейшей семьи в дни земских торжеств.
Важные люди с застывшим на лицах выражением сознания собственной значимости, наделенные громадной властью, одетые в дорогие шинели с золотыми погонами и богатые шубы, степенным шагом подходили к резным дубовым дверям, которые перед ними только и успевали растворять два вышколенных солдата.
Гости блестели орденами и надушенными лысинами. С учтивостью они раскланивались друг с другом. Некоторые сбились небольшими группами и степенно обсуждали последние события на Балканах, нагрянувшие вдруг лютые морозы, грядущее водосвятие на Неве, в котором им всем придется участвовать вместе с Государем, и по традиции все должны быть облечены лишь в мундиры и без пальто и шинелей — это в такой-то мороз.
Все друг друга знали, у всех были между собой отношения — иногда дружественные, порой очень сложные, зависевшие от многих причин, влияний и родства.
Еще при входе в подъезд гений сыска столкнулся со старым приятелем Гарнич-Гарницким. В прошлом директор Императорского фарфорового завода, нынче он занял важный пост директора картографической фабрики, выпускавшей секретные документы для военного ведомства.
— Почему взор у вас тревожен, Федор Федорович? — шутливо произнес сыщик.
Собеседник явно был чем-то угнетен. Он вздохнул:
— Всякие странные случаи стали вдруг происходить со мной. Хочу вашей помощи…
— К вашим услугам, сударь!
— Вечером вы что делаете?
— Иду в Мариинку.
— А после?
— Еще не знаю. Ближе к вечеру протелефонируйте мне, мы и решим.
— Очень нужно посоветоваться с вами, Аполлинарий Николаевич. Слишком серьезно то, что меня беспокоит. — Он просительно взглянул на собеседника. — Речь, возможно, идет о моей жизни.
Соколов удивленно поднял бровь, внимательно глядя в лицо собеседника. Потом решительно произнес:
— Вечером увидимся!
— Только на вас, граф, вся надежда.
Едва Соколов сбросил на руки дежурного офицера шинель, как к нему с широкой улыбкой направился Джунковский.
Несмотря на некоторую полноту, генерал-майор держался по-военному прямо. Голубовато-светлые глаза светились умом.
Пройдет всего несколько лет.
Все смешается в российском доме.
Джунковского, одного из самых дельных и честных сынов России, будут допрашивать в Чрезвычайной комиссии Временного правительства.
Поэт Александр Блок, радовавшийся свержению монархии, как радуется неразумное дитя зачавшемуся в избе пожару, окажется среди дознавателей. Ему доверят важный пост — главного редактора стенографического отчета комиссии. Разумеется, не бескорыстно. Ежемесячно он будет получать конверт с изрядным для того времени жалованьем — шесть сотен целковых.
Деньги эти поэт отрабатывал усердно: ездил на допросы, «порой допрашивал и сам и непристойно издевался» (Ив. Бунин).
2 июня 1917 года после допроса Джунковского автор «Двенадцати» в своем дневнике напишет: «Погоны генерал-лейтенанта… Неинтересное лицо. Голова срезана. Говорит мерно, тихо, умно». Впрочем, с поэтической непоследовательностью тут же переменит мнение: «Лицо значительное. Честное… Прекрасный русский говор».
Джунковский двумя руками потряс ручищу Соколова:
— Граф, я рад, что вы приехали! Вы очень мне нужны. Я ведь отлично помню, как мы с вами в Москве охотились за убийцами начальника губернской канцелярии и как вы всем нам преподнесли урок.
— Когда сыщики во главе с Кошко по ошибке схватили по подозрению в убийстве знаменитого маэстро Левицкого? — Соколов рассмеялся. — Там с самого начала было видно, что полиция пошла по ложному следу[2].