Самое лучшее в отношениях с пятью сильными парнями — мне не приходится таскать ничего тяжелого. Знаю, это немного сексистский подход, но я подумала, что после многих веков патриархального доминирования, это меньшее, что они могли для меня сделать.
Ступени скрипели, пока мы с Аароном поднимались по ним, используя наши свечи, как источник света. Мы могли бы использовать наши телефоны, но это чертовски скучно, не так ли? Нет ничего волшебного в том, что осветить лицо самсунгом или айфоном. Технологии сами по себе — трагедия. Я бы предпочла существовать в колдовстве свечей.
Я обнаружила, что парни постелили одеяла в гостиной, в комнате сразу слева от входа. Эта та же самая комната, где готовилась к своей свадьбе. Это тот же самый дом, где два педофила умерли самой щадящей смертью, чем они того заслуживали.
Мальчики уже расставили свечи по комнате и зажгли их, превратив место в логово ведьмы, где я могла угнездиться со всей своей темнотой и всеми темными мыслями. В этом было чувство ритуала, которое мне сейчас так необходимо. Даже если я не верила ни во что спиритическое, или религиозное, или волшебное, никогда не помешает провести что-то вроде церемонии, что-то, чтобы пометить особое событие.
И — вне зависимости хорошее ли плохое — это на самом деле очень особое событие.
Потому что оно означало, что мой список законен.
Гребанныйсписок, который я нацарапала на обратной стороне старого конверта в теперь уже не существующем минивэне Аарона.
Он был в кармане моей розовой кожанки Хавок, и несмотря на то что весил меньше унции, он ощущался, как 500 кг, словно он утяжелял меня и заставлял мои колени подкашиваться.
В итоге я опустилась на колени на одеяло с Аароном рядом со мной. Он забрал у меня свечу и отложил ее в сторону, наблюдая, пока я снимала ботинки и швырнула их в угол. Этой ночью казалось надо быть с босыми ногами, не так ли?
Посмотрев наверх, я увидела паутину и пыль, осыпающуюся штукатурку и медальон на потолке, который я уже знаю, что попытаюсь спасти. Поэзия может быть моим средством творчества, но художник всегда художник. Если вы можете найти красоту в разрушении, тогда вы только что поняли, что такое быть человеком. Поняли значение жизни в стольких словах.
Любовь. Искусство. Сострадания. Эмпатия.
Не знаю, почему люди ведут себя так, словно это настолько сложный вопрос. Значение жизни очевидно. Блять, проживать ее.
— Здесь так жутко, — пробормотал Аарон, откидывая назад свои каштановые кудри со лба, когда мое сердце болезненно сжалось в груди.
Для меня триггер видеть, как он касается этих чертовых кудрей. Я, блять, хотела съесть их, они такие прекрасные. Он меня взбесил.
— Ты не звучишь так, словно считаешь, что это совсем плохо, — пробормотала я, когда Каллум присел на корточки рядом со мной, поставив пакет с едой на вынос в центр того, что формируется в виде круга. Хаэль сел рядом с ним, затем Виктор, Оскар был справа от Аарона. Круг. Сфера. Форма без начала и конца.
Я потянулась к еде и нашла свою коробку пад-тай сверху.
— Немного жути тут и там может быть хорошей, — сказал Аарон, посмотрев на Кэла.
Он же просто хихикнул и поднял одно плечо в фальшивом извинении.
— Ничего не могу с собой поделать, — пробормотал он, передавая белые коробки остальным парням, пока не нашел свою еду. — Просто это слишком весело пугать людей, в частности тех, кто это заслуживает, — он украл пластиковую вилку из пакета и зарыл ее в еду, пока я изучала камин позади головы Виктора, тот, из которого сыпались камни.
Чтобы исправить это, нам понадобится, например, каменщик или что-то в этом роде, если это вообще можно спасти.
Несколько минут мы ели в тишине, Хаэль, не переставая, бросал взгляд в мою сторону, пока он, наконец, не опустил еду на свои колени и не посмотрел на меня.
— Уверена, что это то, чем ты хочешь сейчас заниматься? — спросил он, пока свечи мерцали и прыгали вокруг нас, отбрасывая странные тени на стены.
Всегда была вероятность, что «Банда грандиозных убийств» могли следовать за нами до этого места, даже сейчас они могли пробираться через лес к задней части дома, скрытые от глаз двух полицейских, готовясь нанести удар.