Но я так не думаю.
Офелия хотела эти деньги. Максвелл, скорее всего, хотел убить нас, но он будет осторожен в своих планах. Настолько же осторожен, как и мы. Потому что, если он снова придет за нами и совершит очередную ошибку, как в школе, он никогда это не переживет. Его мужчины не будут ему доверять. Федералы определенно попытаются выдвинуть обвинения по Закону RICO — это когда лидера организации судят и осуждают на основании того, что сделали его подчиненные.
Пока что, я чувствовала, что мы в относительной безопасности.
Очевидно, что это ненадолго. Ничто хорошее не длится долго. Или, по крайней мере, оно требует жертв, а я чувствую, что мы пока не понесли больших потерь.
— Это то, что я хочу делать, — подтвердила я, подвинувшись, чтобы сесть в маленьком гнездышке из одеял.
Если я выглядела спокойной, то это был бред. Потому что это не так. Я не спокойна, потому что Памела отняла мою власть над ней. Убив себя, она забрала мой последний шанс на восстановление справедливости ради Пенелопы. Теперь, Пэм мертва, и она больше не страдает, а мир все вращается, словно это не трагичная потеря, что эта женщина никогда не заплатит за свои преступления.
Я некоторое время ковырялась в еде, поднимая взгляд, чтобы убедиться, что Оскар ел. Он ел. Последнее время он ел гораздо больше, настолько, что прибавил немного мышечной массы. Она пульсировала в его руках, когда он одевал майку для сна. Это видно по впадинам его мышц живота и по тому, как расправлялась на плечах рубашка, когда он снимал пиджак и ослаблял галстук.
Призрак улыбки подразнивал мои губы, прежде чем снова исчезнуть.
— Принесите виски, — приказала я, и Виктор был тем, кто взял его, откручивая крышку и сделав огромный глоток, прежде чем передать его дальше.
Когда пришла моя очередь, я выпила так много, сколько могла вынести, подавившись жгучим огнем в горле, но мне нравилось, как он согревал мой холодный живот, унося с собой частичку страха и боли. Я сделала второй глоток, а потом протянула его Хаэлю.
— Ты расстроена, — сказал Вик, и это не было вопросом.
Это просто факт и команда, которая требовала, чтобы я излила ему душу, потому что он был темным богом, чье присутствие не позволит мне чувствовать онемение даже долю секунды.
— Конечно, я расстроена, — сказала я, отложив свою еду в сторону, а затем поползла на четвереньках вперед, чтобы снова выхватить бутылку виски. Я села обратно с ней на колени, а затем сделала еще глоток, из-за которого в бутылке забулькали пузырьки. — Моя мать убила мою сестру. Моя мать. Тот же самый человек, который родил Пенелопу, убил ее, — я сделала еще один глоток. Мальчик не позволят мне опьянеть настолько, что у меня будет отравление от алкоголя, но если я хочу быть измотанной и спотыкающейся, то они будут следить за мной этой ночью. — А теперь я даже не могу…я чувствую словно она навсегда ускользнула из моих пальцев. Мое лицо сморщилось, а лицо Оскара напряглось в редком проявлении сочувствия.
— Я знаю, что ты чувствуешь, — сказал он, удивив меня. Он не тот, кто спокойно делится своими эмоциями. — Годами я чувствовал то же самое к своему отцу. Он покончил собой и оставил меня без ресурса, чтобы наказать его. С одной стороны, ты рад, что человек мертв и его больше нет, потому что они настолько разрушили твою жизнь, что ее не возможно исправить. С тем же вдохом ты скорбишь. Следующим вдохом ты в ярости.
На мгновение я лишь уставилась на него, а потом отложила бутылку с виски в сторону и снова поползла через круг. На этот раз я не искала выпивку. На этот раз, я нашла теплый комфорт на коленях Оскара Монтока.
Невероятное в этом то, что я — единственный человек на этой планете, кому разрешено прикасаться к нему вот так, обнимать его, чувствовать его длинные пальцы, запутавшиеся в моих волосах. Он испустил долгий вздох, и хоть я и знала, что он бы он никогда не попросил того, что я не хочу давать, его член налился под моей задницей, и я обнаружила, что потиралась об него.
— Мой список закончен, — сказала я, и пальцы Оскара на мгновение остановились, прежде чем он провел одним по моему носу, затем скользнул им по моим губам, запоминая одним чувством, которого он раньше боялся больше всего, но которое было самым сильным из всех: осязанием. — Он полностью закончен.