У меня перехватило в горле, когда я подняла бровь, смотря на Вика.
Он смотрел на меня горящим взглядом — темным, пронзительным, как у хищной птицы. Его дыхание обжигало, а каждое движение мышц под кожей заставляло мое тело отзываться низким, животным гулом — будто вся моя женская сущность млела и выгибалась, как кошка под ладонью хозяина.
— Эти педантичные сучки вели себя так, будто ни черта не знали об этом, — сказал Виктор Оскару, посмотрев на него, а не на меня. Оскар оставался на месте, прижатым ко мне, его пальцы обхватывали мое бедро за правую ягодицу. Такое ощущение…будто мы снова замерли в шкафу, словно он застрял здесь, приклеенный ко мне против своей воли. Я знаю, что сейчас мы проживаем наш момент. Я бы больше его оценила, будь обстоятельства другими. — Они говорят, что Джеймс сам все организовал. Тринити выглядел так, будто могла обделаться, когда я сказал ей, что ее брат — или ее ебырь? — мертв, — Вик сделал шаг вперед и вытащил очередную сигарету. Непрерывное курение, он всегда так делал, когда нервничал.
— Джеймс Баррассо, умер по прибытии, — промурлыкал Оскар, и затем снова посмотрел на меня, словно ему тоже было сложно перевести дыхание.
Затем, и Богом клянусь, это не было запланировано, я почувствовала теплую струйку, стекающую по моему бедру, и посмотрела вниз, чтобы разглядеть немного красного в темноте, вытекающего из-под шортов Каллума, которые я одолжила. У меня привычка одалживать одежду мужчин.
Приятно ли это — укрывать себя их запахом? Полагаю, это первобытно, а я могу быть первобытной сукой.
— Какое идеальное время, — выдавила я, когда Оскар закрыл глаза и отпустил меня. — И все же, Джеймс Баррассо мертв. Максвелл никогда этого просто так не оставит, даже если в этом изначально виновата его банда.
Кровь стекала на пол ярко-красными пятнами, заметными даже на темной кухне. Сумерки проникали сквозь раздвижную стеклянную дверь, их серебристого блеска достаточно, чтобы пронзить холод январского вечера.
— Ты можешь помыться, — сказал мне Оскар, открывая глаза и уставившись на меня — Обещаю, что на этот раз не трахну тебя, а потом уйду.
Я ощущала на себе пристальный взгляд Вика, но демонстративно отвернулась и двинулась в ванную наверху, чертыхаясь.
Конечно, мои месячные должны были начаться именно сегодня, из всех дней. Нерегулярные, как и всегда. Это знак того, как работают мои силы, да? Словно они связаны с луной, кровью и непреодолимой силой женского начала?
Я хлопнула ладонями по столешнице и на мгновение уставилась на себя в зеркале.
Завладей контролем, Бернадетт. Кровь месячных — это ознаменование магии.
Я уставилась на себя, в глаза вечнозеленого леса, навсегда застрявшего изумрудном оттенке. Моя кожа была бледной, как плоть призрака, который никогда не видел солнца. Мои щеки были слишком розовыми, живот сводило от спазмов. Блять, больно. Такое ощущение, будто…ну, будто меня пнули в живот. А так и было. Несколько часов назад.
Со стоном я включила воду и плеснула в уже чистое лицо, стараясь смыть жестокое чувство паники. «Последний раз, когда я видел его, он был снаружи школы и погнался за кем-то то». За кем погнался? Куда?
Если он где-то рядом со школой, Сара и ее отряд федералов выследят его.
Но я в этом сомневаюсь.
Потому что если бы Каллум был жив и здоров, то уже связался бы с нами. Это значит, что, где бы он ни был, ему нужна наша помощь.
Я почистила себя, вставила менструальную чашу — такую, которую можно оставить, пока трахаешься — а затем направилась обратно в коридор. Я замерла от звука открывающейся входной двери и обнаружила, что застыла на верхних ступенях, ожидая. Затаив дыхание. Ну же, давай.
— Дорогая, я дома, — сказал Хаэль, входя в дом и закрывая дверь ботинком.
Он прислонился плечом к шкафу, медленно проведя ладонью по лицу, пока я, перепрыгивая через ступени, оказывалась перед ним — близко, слишком близко, с прерывистым дыханием и колотящимся сердцем.
Мои пальцы зудели от желания коснуться его, но я ждала, осматривая его взъерошенные рыжие волосы, толстовку-оверсайз и свободные треники. Он тоже сменил одежду, которую надел эти утром в школу.
Хаэль улыбнулся мне, но это определенно была усталая улыбка. Нам бы всем не помешало бы, блять, поспать. Черт, мы заслужили считать овец, покурить немного травки и вырубиться как убитые. Но этого не случится, пока каждый член нашей семьи не будет в безопасности, а его местоположение известно.