— Вик, прошу… — умоляла Офелия. Ее голос звучал натянуто и так непохоже на тот аристократический тон, которым она обычно говорила — с ленивой беззаботностью, со злым правом. Раньше она утверждала, что знает: я убил бы ее, представись случай. Что ж, по стечению обстоятельств, такой случай выпал. Она действительно перешла черту, когда прикоснулась к Хизер. — Я всегда любила тебя. Ты знаешь это, так? Я старалась показать тебе…
— Нет, — я скрежетал зубами, глядя на нее, а затем присел перед ней, встречаясь напрямую с ее взглядом. В этих глазах был страх, отчаянный ужас, которого она заслуживала, но на который я не мог смотреть дольше, чем это было необходимо. — Ты меня не любила. Ты мне не показывала. Ты меня использовала. Ты обращалась со мной, как с аксессуаром и как с игрушкой. Я был создан для твоего удовольствия и удовольствия твоих друзей. Мама, ты похитила Аарона. Ты пыталась убить Бернадетт. Ты не перестанешь все брать, и брать, и брать.
— Если ты это сделаешь, то никогда не простишь себя, — сказала она, наблюдая, как я приблизился к ней. Чтобы покончить с этим. Чтобы, наконец, черт подери, покончить с этим.
— Если я не сделаю этого, то никогда не прощу себя, — поправил я. — Потому что я — чудовище, и единственный способ, как я умею разбираться с другими чудовищами, — это танцевать в тенях.
А затем оно случилось, и все кончилось, и я вернулся в лес, подняв Хизер на руки.
Тогда-то и поступил звонок от Хаэля, тогда-то я и услышал вой.
28. Аарон Фадлер
Дестью минутами раннее…
Мужчин было семеро, включая Максвелла Баррассо, по другую сторону от этого противостояния. Это не должно было быть так чертовски тяжело.
Я оказался на верхней части дороги, ближе к перекрестку, с Оскаром позади меня. Каллум сполз по багажнику машины, дрожа от адреналина и тяжело дыша. Он не дал Максвеллу навредить Хизер, но теперь мы оказались посреди перестрелки, а наш гребанныйлидер только что исчез в лесу.
— Либо у нас будет достаточно времени, либо пуль, — заметил Оскар, перезаряжая свой пистолет и целясь в мужчин, укрывающихся между двумя черными седанами Майбах.
— И что конкретно это должно означать? — спросил Кэл, поднимаясь на ноги и вставая рядом с Оскарм.
Я держал руку ровно, обдумывая, выстрелю ли я на самом деле или нет. Мы уже спустили шины на машинах, и наши враги нанесли ответный удар.
— Либо у нас не останется пуль, либо появится VGTF, — размышлял Оскар, и я знал, что, несмотря на то, что ждать федералов было для нас самым простым вариантом, он хотел не этого.
Он хотел заставить кого-то истекать кровью.
— Ты хотел сказать… либо у них не останется пуль, — поправил Кэл, и я тоже чувствовал это в его словах.
Он тоже жаждал насилия. Не я. Я бы предпочел забрать девочек домой, укутать их в одеяла, прижимать к себе и убивать только, если от этого зависела их безопасность.
Стоя на месте, с Хаэлем и Бернадетт по другую сторону от Камаро, я почувствовал, что убийство — это именно то, что я должен сделать. Когда один из мужчин Максвелла высунулся, целясь в противоположное направление и, скорее всего — и ошибочно, предполагая, что он защищен второй машиной, я прицелился в широкую часть его спины.
Глубокий вдох.
Напряжение на курке.
Выстрел пронзил тело мужчины, и он рухнул вперед и упал на тротуар, истекая кровью на траве. Это будет та еще интересная сцена, которую придется объяснить федералам, но что есть, то есть. Они не оставили нам выбора. Они забрали нашего ребенка.
И ни раз.
Они украли Хизер…они избили Бернадетт до потери ребенка.
Я выкатился из-за машины, даже когда Оскар издал звук протеста, и движение заставило выйти еще одного из мужчин Максвелла, чтобы уложить того, кого он считал легкой мишенью. Оскар смог выстрелить ему в лоб до того, как что-то случится со мной, и я обратно спрятался за шиной Эльдорадо.
— Хоть предупреждай в следующий раз, Фадлер, — пробормотал он, но на его губах была темная ухмылка, которой раньше там не было.
— Прикроете мою спину? — спросил Кэл, а затем, прежде чем кто-то из нас ответит, он побежал по траве.
Вслед ему раздавались выстрелы, но он успел скрыться в лесу, не попав под пули. В этом и суть, да? Сражаться с Хавок означало сражаться с тенями. Обычно мы не устраиваем больших перестрелок.