Выбрать главу

— Виктор Ченнинг? — позвала она, потому что Виктор — законный муж Бернадетт.

Это убьет меня, если все закончится вот так, с его кольцом на пальце, пока остальные ждали, затаив дыхание. Я хотел, чтобы она знала, что она не должна выбирать, что ей никогда не придется выбирать. Потому что мы войдем кровью и выйдем, ею истекая. Хавок. Навсегда. Навечно.

Вик поднялся со своего стула, дерево заскрипело, когда он поднял свое тяжелое тело. Я не обернулся, чтобы посмотреть на него, ожидая скрипа его ботинок по линолеуму. Он остановился рядом со мной справа. Хаэль стоял слева от меня. Оскар и Каллум были позади нас.

— Я — Виктор Ченниг, — все, что он смог сказать.

Его руки дрожали по бокам. Непоколебимый Виктор Ченнинг. Он дрожал так сильно, что я гадал, не нужен ли ему медицинский осмотр. Мои глаза закрылись, и я пытался дышать.

Если Бернадетт мертва…

Тогда Хавок мертв.

В акрониме могло не быть буквы ее имени, но она и есть Хавок. Всегда была. Мы живем и умрем в ритм ее дыханию. Мы существуем с ритмом и пульсом ее сердца.

— Мистер Ченниг…, — начала хирург.

Тик-так.

Я услышал старые часы на стене.

Они проглотили последующие слова, и я упал в эмоциональную кроличью нору.

Вниз, вниз, вниз и еще глубже, пока не оказался слишком глубоко, чтобы плыть, и вода заполнила мои легкие, а затем…

Я прозрел.

* * *

Два месяца спустя…

Собирать трех маленьких девочек на День рождения — это навык, который я никогда не думал приобрести в качестве своей сильной стороны.

— Мои волосы выглядят странно, — сказала Хизер, стоя перед зеркалом, зачесанные назад темные волосы покрывала легкая розовая дымка. — В хорошем смысле. Мне нравится, — он повернулась и ухмыльнулась мне, когда я положил свои руки на бедра и улыбнулся ей.

Не плохо для восемнадцатилетнего парня, да?

— Я, старался, — сказал я, качая головой, когда посмотрел на Кару. На левой руке у нее висели браслеты — целая радуга резиновых браслетов, которые она собрала на различных школьных мероприятиях и благотворительных пожертвованиях. Каждый раз, когда она видит пожертвование возле кассы, она заставляла меня пожертвовать доллар или что-то еще, чтобы она могла купить один. Или так она говорила. В тайне, я думаю, она просто нравилось помогать людям. — Давайте поспешим. Эти люди из Оак-Ривер просто чокнутые.

Не знаю, что и думать о том, что девочки идут на вечеринку в какой-то гребанный роскошный особняк в Оак-Парке, но, полагаю, я буду там в качестве сопровождающего, так что это не имело значения. Мы пробудем там несколько часов, а затем съебемся нахер.

— Мои волосы похожи на волосы Берни? — спросила Эшли, протягивая мне баночку красной краски для волос.

Она была в виде спрея, который держится день, но девочки были ею одержимы. Мое сердце пропустило удар при звуке имени Берни, а горло сжалось и горело, как бывало, когда я думал о ней. Так всегда случалось со мой, этот физический протест быть разлученными друг с другом.

Я чувствовал такое на протяжении десятого класса, когда предал любовь всей своей жизни, моего лучшего друга и самого любимого человека в целом чертовом мире по правильным причинам. Чтобы дать ей шанс. Чтобы отослать ее из Прескотта. От Хавок и всей нашей гребанной жестокости.

И, как будто самым поганым и ужасным образом, мои пророчества, мои страхи и мои тревоги сбылись.

Я взял кончики каштановых волос Эшли, покрашенных в красный, и перекинул их через спинку стула, на котором она сидела. На стуле также было полотенце, чтобы красный дым не попал на мебель, пока я пшикал.

Мысли о Бернадетт…о том, как ее подстрелили…о том, как она умирала…убивали меня.

— Все, готово, — выдавил я, проводя рукой по лицу, когда Эшли подскочила со стула и помчалась к зеркалу, где Хизер все еще рассматривала свои розовые локоны — цвет, который посвящался Пенелопе так как, видимо, лично она его ненавидела.

Я тяжело опустился на один из стульев, пока мы ждали, когда Кара закончить нагромождение браслетов из своей обширной коллекции.

Стеклянные двери открылись позади меня, и вошел Хаэль.

Нашли глаза встретились, и я подумал, не почувствовал ли он, о чем я думал. Его вина лежала глубоко, но мы все знали, что в этом не было его вины. Не знаю, сколько времени потребуется для того, чтобы убедить его в этом факте, но мы сможем.