Аарон встал со своего места, когда моя грудь сжалась от этого переполняющего чувства, созданное из прекрасных вещей, счастливых мечтаний и надежды. Оно было похоже на светлячков, проносящихся в летней ночи или на пузырики в бутылке шампанского, которая ждала, когда ее откроют в честь праздника.
— Что там со Скарлетт Форс? — спросила Вера, и я потерла нос, чтобы поборот всхлип.
Что-то в сегодняшнем дне было эмоциональным для меня, хоть он и не особо отличался от какого-либо другого дня.
— Она как-то сказала, если ты не достаточно смел, чтобы рисковать ошибками, ты не заслуживаешь тихих побед.
— И что именно это значит? — спросила Вера, но если она этого не понимала, то еще не была к этому готова.
Так что я просто пошла дальше и позволила Аарону притянуть меня в свои объятия, словно прошло столько лет. На самом же деле прошло полтора часа, а этим утром мы трахались в нашей постели с размером на заказ, так что я определенно слишком драматизировала.
Но черт подери, если он не пах молодой любовью, розами и сандаловым деревом. Если его глаза не были похожи на зелено-золотой брак весны и осени. Цвет его волос, каштановые с сиянием красного и золотого, зависел от освещения.
— Ты здесь, — сказал он, его голос был пропитан немного темным удивлением.
Словно он никогда не сможет до конца поверить, что мы смогли так далеко дойти, что мы все еще вместе, что после всего, через что мы прошли, у нас было это.
— Я здесь, — прошептала я, когда Виктор фыркнула позади меня, а Эшли выскочила из Камаро, крича и прыгая вокруг нее, пока она пыталась похвастаться своим новым завирусившимся видео.
Вера прогнала ее, но она тоже улыбалась, потому что ей нравилось быть няней для нас. Иногда, когда мы забирали Эшли, при правильном свете я видела, как Вера смотрела на свою девушку, я знала, что она думала о Стейси.
— Ладно, давайте свалим отсюда нахрен и купим мороженное, — сказала она Эшли, пока Хизер и Кара отдыхали, расхаживали и вели себя отвратительно и на все четырнадцать лет.
Они не хотели и не нуждались в няньке, но еще они были часть Хавок, что шло в комплекте с опасностью. Так что, пока мы были в тату-салоне, они могли зависать с Верой. Можно было бы подумать, то это конец света, но они справятся.
— Довольно-таки холодно для мороженного, — предупредила ее Хизер, и Вера проворчала в раздражении.
— Тогда горячий какао? Или пицца. Или, не знаю, книжки или что-то в этом роде? Вам ребята, нравятся, бумажные книги? — Вера посмотрела на меня, ища подтверждения, и я пожала плечами.
Теперь мы могли позволить себе…что угодно. Правда, что угодно. Вот только мы не скупали все, потому что нам не нужно было покупать счастье. Мы нашли его в нашем собственном, темном, тихом уголочке мира, куда не заходила полиция, а люди были бедны, и все называли нас белым отребьем, но мы несли эту ношу с гордостью.
Все точно могло быть хуже. Действительно, существовали места и похуже. Но какое-то время было тяжело.
— Бумажные книги — это классика, — ошеломленно и уверено сказала Хизер. Потому что теперь ей было четырнадцать, и она, блять, знала все. — В цифровом мире мы все жаждем тактильных ощущений.
Кара фырнула, а я закатила глаза.
— Пошли нахрен отсюда, — сказала я, шлепнув ее по заднице, прежде чем Виктор притянул меня в свои объятия и обвил вокруг меня свое огромное тело
На минуту Хизер уставилась на нас, а потом кивнула и побежала за Верой, словно это она привела меня к мальчикам, а не я привела ее к Вере.
После того, как Вик нашел ее в лесах в тот день, она была привязана к нему, словно к отцу, которого она всегда должна была иметь. Хорошего. Сильного.
Как и всегда, Виктор пах янтарем и мускусом, он был большим, теплым, доминирующим, раздражающим, идеальным. Моя родственная душа с эбоновыми глазами — еще раз, эбоновыми, эбоновыми, эбоновыми — и темно-фиолетовыми волосами, в татуировках и гигантским членом, который принадлежал лишь одной, единственной женщине.
— Сделаем это, — промурлыкал он, облизнув мою шею сбоку, от чего я задрожала.
Оскар закатил глаза, но вообще-то он не был расстроен. Он просто любил язвить, придираться и острить, потому что именно так он выживал на протяжении стольких лет.
— Скучал по мне? — спросила я, и он поправил очки на своем идеальном носу, пока я осматривала чернила, тянувшиеся вверх по его шее и по его рукам.
Взгляд, которым он смотрел на меня, с глазами цвета надгробной плиты, тумана и полнолуний, освещенных звездами по краям, сказал мне все, что нужно было знать. Он скучает. Скучал. Он настолько же одержим, как и я, как и кто-либо другой из мальчиков.