Ты бы так чертовски гордилась мной, Пен, подумала я, когда заметила ее призрак, стоящий в углу, улыбающегося мне в самой красивой розовой юбке и с самой яркой розовой помадой, сияя так, словно весь мир полыхал лишь для нас. Не было конца тому, что я могла сделать и чего могла достичь.
— Я всегда гордилась, Бернадетт, — сказала она мне, когда я подавила слезы и попыталась спрятать свою реакцию от парней.
Конечно, прятаться от них никогда не удавалось. Потому что они всегда знали. За последние десять лет не было ни одного случая, чтобы они меня не заметили. Я рассеяно потирала один из шрамов на моем плече, где пуля Мартина прошла насквозь, и я грустно улыбнулась призраку Пен, пока она не исчезла, махая, оставляя за собой пустоту в моем сердце, которую мне пришлось заполнить любовью.
— Ты в порядке, женушка? — спросил Виктор, предлагая мне скотч, который я приняла благородными руками.
Алкоголь полился внутрь меня, на вкус он был как свежий фрукт и дуб. Это было куда приятнее, чем то дерьмо, что мы пили в старшей школе. То есть, если не брать в расчет то одно исключение — той крутой штуки, которую мы украли из пляжного домика Корали. Блять, такое ощущение будто это было миллион лет назад.
— Я в порядке, — заверила я, держа стакан в левой руке и беря другой дневник. С того момента, как Аарон подарил мне один на Рождество в выпускном году. Там-то я и написала первый черновик своего стиха. Есть что-то такое... интуитивное в том, как двигалась моя рука, как страница продавливалась под нажимом ручки. Потом, когда я была готова редактировать свой черновой вариант, я напечатала его на своем ноутбуке, переформатировав для электронного чтения. Я была чертовски близка к тому, чтобы опубликовать свой первый сборник стихов. Так как, ну вы знаете, что издаваться как поэт традиционными методами почти чертовски невозможно, я собиралась пойти по пути самиздату. Скоро, детка, я стану, мать его, инди-автором. — Просто перевариваю.
— Это чертовски тяжело, да? — спросил Аарон, привлекая мое внимание к нему, когда он сел рядом со мной на диван, напоминая мне о той нашей первой ночи в подготовительной школе Оак-Вэлли. Такое ощущение, будто момент был зеркальным, только вот вместо того, чтобы быть расстроенной из-за Памелы и Пенелопы, я радовалась Хизер и Каре. — Видеть, как они уходят со своими парами и извращенными намерениями. Кара буквально пускала слюни на этого парня Броуди. И разве не на выпускном большинство подростком лишаются девственности?
Я бросила на него взгляд, который говорил бро, ты помнишь, что мы делали в старших классах? Но не обратил на это внимание, разжигая камин, когда Хаэль доставал хворост из корзины и разжигал его для нас. Я бы хотела сказать Аарону, что подростки — гребанные шлюхи, но иногда родителям просто нужно закрывать глаза на такое, чтобы спокойно спать по ночам. Еще на прошлой неделе, когда обнаружила ее обнаженной с Броуди в бассейне, я дала ей огромную коробку презервативов.
Ей, блять, повезло, что это я наткнулась на нее. Парни Хавок опекают их чертовски сильно, ради их же блага.
— Девственность — это патриархальный, социальный конструкт, — напомнила я им, но это не слишком развеяло страхи Аарона. Он пригубил остаток своей выпивки, когда я хихикнула, позволяя своей ручке порхать над страницей, пока я думала начать новый стих. Иногда я сидела так часами, и ничего не выходило. Иногда мне приходилось выскользнуть из душа и взять первый попавшийся тюбик помады, чтобы начеркать беспорядочные слова на зеркале ванной. — В любом случае, с нашей командой они в безопасности. Это все, что имеет значение. Позволь им, принимать свои решения, находить свои трагедии и выкапывать собственные триумфы.
Я записала это, на всякий случай.
— Итак, — начал Хаэль, сидя на подлокотнике дивана напротив того, на котором сидели мы с Аароном.
Виктор с напитком подошел к камину, чтобы он мог положить руку на покров и уставиться на пламя. Оскар, на удивление, тоже пил сегодня. В основном, он был трезвым, пока остальные из нас напивались, и это прекрасно работало в случае возникновения кризиса, который необходимо разрешить. Так как мы все еще оставались Хавок, кризисы случались всегда, но мы каждый раз справлялись с каждым. Вместе. Как семья.
— Что, итак? — спросила я, постукивая ручкой по странице и смотря на него.
Его теплый, карие-медовый взгляд встретился с моим, его улыбки было более чем достаточно, чтобы мышцы между моими бедрами сжались. Я решила, что сегодня будет групповая ночь, что означало, что сегодня никому не разрешалось уходить в свою спальню. У меня вроде как был синдром пустого гнезда.