— Эй, — прошептала я, залезая на кровать и потянувшись, чтобы приложить руку к его лбу. Его кожа была холодной, когда он наконец открыл глаза. А затем, несмотря на все, несмотря на то, как сильно мы погрязли в дерьме, он умудрился улыбнуться. — Уверен, что не хочешь поехать в больницу? Как много крови ты потерял?
— Рана на шее была неглубокой, она перестала кровоточить, — Кэл заставил себя сесть со стоном, его тело дрожало, когда он задрал один рукав своей окровавленной толстовки, чтобы показать мне чертову дыру в руке. — Пулевое ранение из 45-ого. Пуля прошлась прямо насквозь, — он облизал красивые, розовые губы, а затем двумя пальцами расправил порванную ткань возле плеча. — Сломанная доска попала сюда.
— Что, черт возьми, с тобой случилось? — выдохнула я, мои слова были спокойным, но мои руки дрожали, когда я наливала в стакан апельсиновый сок и протянула ему.
Кэл взял его с маленьким кивком благодарности, продолжил улыбаться мне, а потом вылил остаток обратно.
Я уставилась на него и не могла не вспомнить первый день школы, когда он сел за столом напротив меня в столовой. «Бернадетт, так?», — спросил он, когда чертовски хорошо знал мое гребанное имя. Когда он сталкерил меня.
Если бы я разговаривала с другой женщиной, кроме себя, — особенно с кем-то, как моя сестра Хизер, — то сказала бы ей держаться к херам подальше от этих парней, бежать так далеко и быстро, насколько она могла. Сталкерство не сексуально. Это извращенно. И все же, когда Кэл протянул свой стакан, чтобы пополнить его, мое сердце просто растаяло из-за него, и я знала, что, даже если он был жутким психом-сталкером, он был моим жутким психом-сталкером.
— Я люблю тебя, — сказал Каллум, прямо когда я начала наливать сок. В итоге я вылила непомерно много, но, думаю, это неважно, так как пахло мокрыми монетами и грязью с подошв ботинок Кэла. — Ты это знаешь, не так ли? Прости, если не сказал об этом в таких ярких изречениях.
Он протянул руку и взъерошил свои ангельски-белые волосы пальцами, изрезанными и занозистыми. Мне понадобится пинцет, чтобы вытащить большинство из этих заноз.
Кэл опрокинул второй стакан и протянул его мне обратно, пока я обдумывала свой ответ на его заявлений.
— Каллум…, — начала я, и он посмеялся, потянувшись к аптечке. Открыв ее дрожащими пальцами, он вытащил стерильную салфетку и начал чистить место на внутренней части локтя, вытирая кровь и грязь. Я потянулась и выхватила пару перчаток, надевая их, а потом переняла у него эту задачу. — Вполне уверена, что любила тебя с восьми лет, — я достала из сумки нераспечатанную иглу, открыла ее и добавила ее к пакету с физраствором.
Я уже делала это раньше, но только с кошками. Пенелопа однажды нашла маленьких, брошенных котят в мусорном ведре на нашей улице. Она отвезла их в ближайшую ветеринарную клинику, но так как у нас не было денег, они отказались помочь. Полагаю, парню было жалко, потому что он показал нам, как вколоть физраствор, и отправил нас домой с пакетом и иглами. Котятам, казались, становилось лучше, пока Пэм не обнаружила их.
Она утопила каждого по отдельности в ванной. Когда я и Пенелопа увидели, что она делала…Лишь один кот был спасен, и он жил с хорошей семьей, чьи дети ходят в старшую школу Фуллер.
В любом случае, я нащупала у Кэла вену на внутренней стороне руки и очень постаралась скользнуть иглой одним, легкимдвижением. Словно мое тело чувствовало, что дрожь не помогала ни одному из нас, и, как только я коснулась этим металлом кожи Каллума, мои руки стали твердыми, как у хирурга. Когда игла была на месте, я подняла пакет и слегка надавила на него.
— Скажи, — выдохнул он, его лицо было слишком близко, это вызывало дискомфорт. Мы не могли быть такими, отчаянными и нуждающимися друг в друге, как сейчас. Даже если сейчас определенно не время и не место для этого, я залезла ему на колени и оседлала его. Он ласкал мои бедра длинными пальцами, глубоким вздохом, закрыв глаза, пока жидкость стекала по трубке и в его руку. — Скажи это простыми словами.
— Я люблю тебя, Каллум Парк, — просто сказала я, потому что я совсем этого не стыдилась. Я любила Хавок. Всех пятерых. И если я когда-то в прошлом пыталась отрицать это, то только потому, что не доверяла себе. Потому что я не была честна с собой. Я больше не поступлю так, потому что больше всего я хотела убедиться, что заслуживаю эту гребанную корону. — А теперь, не смей умирать у меня на руках.