Вражеские самолеты, отбомбившись, уходят на запад, не обращая на Кожедуба никакого внимания. Он остается один на один со своим самолетом, который находится при последнем издыхании. Не спрыгнуть ли с парашютом? Вестибулярный аппарат... Нет, надо во что бы то ни стало посадить машину. Какой позор! Так оскандалиться! Полное нарушение всех правил. Надо хоть сейчас соблюсти их. Но самолет не слушается. Если шасси не удастся выпустить, тогда все пропало. Хотя нет, можно применить аварийный способ. Спокойней, спокойней, Иван...
Машину качнуло так, что она чуть не перевернулась. Одно колесо побежало по рыхлой земле на самом краю воронки от бомбы. Стоп!
— Цел? Не ранен? — Солдатенко уже у самолета.
— Цел-то цел. А вот машина...
— Машина действительно... держалась на честном слове. Но не унывай. Это первое боевое крещение, а первый блин всегда комом. У меня такое же было в Испании. И тебе и другим пойдет на пользу. Сейчас разберем твой вылет. Пусть-ка тебя товарищи продраят с песочком.
— А где Габуния, товарищ майор?
— Габунии нет... Будем ждать.
Габуния прилетел только на другой день — с прожженной гимнастеркой и опаленными ресницами. По неопытности он тоже не знал, что делать. Пристроился к каким-то нашим истребителям и полетел догонять фашистов, уходивших на запад. Никого они не догнали и сели на чужой аэродром. Но самому досталось во время погони крепко.
Этот случай послужил обоим хорошим уроком. С тех пор Кожедуб и Габуния никогда не теряли друг друга из виду и обо всех действиях договаривались предварительно на земле, а в воздухе все время держали радиосвязь.
Затишье на фронте продолжается. Только в небе Кубани в эти апрельские дни идут ожесточенные воздушные бои. По всей стране гремит слава о блестящем боевом мастерстве и подвигах майора Александра Покрышкина, который уже удостоен звания Героя Советского Союза.
Кожедуб и Габуния получают первое серьезное боевое задание: вместе с группой истребителей сопровождать штурмовики к цели и обратно.
— Смотрите в оба! — напутствует Солдатенко. — То есть даже не в оба, а в четыре глаза. Ваша задача — ни в коем случае не допускать к «Ильюшиным» вражеские истребители. Если собьют хоть один «Ил» — голову оторву!
И вот они уже на линии фронта. Кожедуб все время осматривается, даже шея начинает болеть. Штурмовики подходят к цели. Они сбрасывают бомбы, разворачиваются и идут домой. Снова — линия фронта, аэродром. Все обошлось благополучно, а если бы встретились вражеские истребители, что тогда?
Шея горит. Голова кружится. Но ничего, привыкнем!
На другой день к вечеру — боевая тревога. Со всех концов аэродрома для отражения крупного налета вражеских бомбардировщиков на город Валуйки поднимаются истребители.
Кожедуб остается на земле: сегодня техник Иванов ремонтирует его самолет и лететь ему не на чем.
— Постараюсь за двоих! — кричит Габуния и машет рукой из кабины.
Бой идет километрах в двадцати от аэродрома. Слышен беспрерывный, сплошной гул, но ничего не видно. Но вот гул затихает. Истребители возвращаются один за другим. Нет только самолета Габунии. Он таранил вражеский самолет и погиб вместе с немецким летчиком. Лучше гибель, но со славой... Бедный веселый Габуния! А кто же теперь поедет с Кожедубом в Ображеевку, к кому же он теперь поедет в Кобулети, где самые красивые на свете камешки?
А через несколько дней новая утрата: во время налета немецких бомбардировщиков на аэродром бомба попала в ангар, где находился Солдатенко. Командир полка был убит осколками наповал. Он умер стоя...
— Не унывай, Ванюша, — говорил Кожедубу Леня Амелин. — Конечно, война не забава, а очень неприятное дело. Но вешать нос не следует. Солдатенко не вешал нос. Ты же готовишься в партию, я знаю. И я тоже готовлюсь. Так вот, коммунист, когда смерть косит ряды его товарищей, еще крепче сжимает оружие в руках и яростнее бьет врага. Ты сам все это знаешь, но опускаешь руки. Придет чае, и мы за все отплатим фрицам. Это будет достойный их памятник—сбитые «мессеры». Правда?
Но и сам Амелин вскоре чуть было не погиб. Леня был горяч, как Габуния. Он дежурил над аэродромом. Вдруг он заметил вражеский бомбардировщик «Юнкерс-88», шедший к аэродрому на бреющем полете, у самой земли. Леня атаковал его сверху, но враг оказался опытен. Он стал искусно маневрировать. Немецкие стрелки открыли убийственный огонь по Амелину. Леня зашел в хвост бомбардировщика. Тогда «Юнкере» стал быстро сбрасывать бомбы. Видно, вражеский пилот рассчитывал, что Леня попадет во взрывную волну и его встряхнет как следует. Так оно и случилось. Леню встряхнуло и с силой отбросило в сторону. Но от этого он только рассвирепел. Тогда немец пошел на хитрость—направил свой самолет на ветряную мельницу, надеясь, что Леня ее не заметит и сгоряча в нее врежется. Леня разгадал и эту хитрость. «Читали мы «Дон-Кихота»!» — заорал он во все горло, словно немец мог его услышать, и проскочил мимо мельницы. Потом он осыпал «Юнкерс» пулеметной очередью. Видно, стрелок был убит или ранен, и немец стал уходить. Леня хотел было его преследовать. Тут что-то треснуло в машине. Самолет стал катастрофически терять скорость, его затрясло, как в лихорадке. Еле-еле успел он добраться до аэродрома.
Когда Амелин вылез из готового вот-вот развалиться самолета, подбежавшие к нему летчики увидели, что виски его побелели.
А немецкий бомбардировщик так и не дотянул до своих. Пулеметные очереди Амелина оказались для него смертельными. Он упал в нескольких километрах от аэродрома, а экипаж его был взят в плен. У Амелина на счету появился первый сбитый самолет, доставшийся ему очень дорогой ценой.
Самолет Амелина починили, как починили перед этим и самолет Кожедуба. На аэродроме были замечательные техники, механики и мотористы. Если в самолете Кожедуба оказывалась пробоина, он знал наверняка, что механик Иванов ночь не поспит, а к утру все будет в исправности. «Мотор — это сердце самолета, — любил говорить Иванов. — А сердце должно работать без перебоев. Это обязанность авиационных хирургов, наша обязанность».
Опытный слесарь, Иванов всю жизнь работал в авиации и любил свое дело до самозабвения. Самое любопытное, что Кожедуб знал о существовании Иванова еще до войны, когда зачитывался трехтомной эпопеей о походе «Челюскина». Иванов принимал участие в спасении героев Арктики.
В один из дней, когда тишина в воздухе предвещала бурю и обе стороны готовились к решительной схватке, которая должна была окончательно определить судьбу войны, Иван Кожедуб решил вступить в Коммунистическую партию. В эти же дни его назначили заместителем командира эскадрильи.
На аэродром прибыло пополнение. Кожедубу в ведомые назначили опытного летчика Василия Мухина. Он побывал в настоящих воздушных сражениях, был во время налета ранен осколком бомбы в ногу. Родители его остались в деревне под Гомелем. Это еще больше роднило его с Кожедубом. В конце июля Кожедуб с другими старшими сержантами получил звание младшего лейтенанта, стал офицером.
В воздухе пахло грозой. Она должна была разразиться с минуты на минуту. К передовой линии подтягивались войска с обеих сторон. Самолетов появлялось все меньше и меньше, хотя все знали, что у обоих противников их немало. Нервы летчиков были взвинчены до предела. Кожедуб чувствовал, что к решительным боям он готов. Он завел себе пухлый блокнот и каждый день записывал обо всем новом и интересном, что узнавал о тактике наших летчиков и о тактике врага. По этим записям и вырезкам, наклеенным в его альбоме, можно было проследить, как росло мастерство наших летчиков, росла мощь нашей авиации.
Советские истребители стали широко применять так называемый маневр по вертикали и многоярусные построения боевых порядков. Период успехов фашистской авиации подходил к концу. Советские летчики готовились к решительному наступлению.